«Горбатого» – что я леплю!» – ужаснулся Потёмкин. Он даже не думал, не верил, что так может быть.

– Ты не глупый, – сказал капитан, – значит должен понять, что здесь каждый, как ты, так же точно, лапшу мне вешает. До чего все похожи вы, господи – как под копирку!

«Приплыли мы…» – растерялся Потемкин. Мельком проскользнули лица: ее – самой скромной, застенчивой в мире; и его – которое, в общем-то, и не запомнилось.

– Так что пиши, не морочь нам голову: мне и себе! Все – как надо, как было – как на духу. Усвоил?

Потемкин усвоил, но не шелохнулся.

«Ну, что же?» – без слов, обернулся рывком, от окна, капитан.

– Как надо? – уточнил, не касаясь бумаги, Потемкин, – Или – как было?

Рассерженной птицей, как коршун, вернулся к столу капитан. Из-под бровей, посмотрел на Потемкина. Он, может, в чем-то хотел убедить своим взглядом. Но Потемкин увидел в нем, как устал капитан!

– Ты их не выдумал?

– Нет.

Прощаясь с надеждой, капитан предложил сигарету. Отрешенно, как автомат, раздал на двоих огонек зажигалки, откинулся к спинке стула.

– Спасибо, – непритворно, как знак уважения, оценил Потемкин, и предложил – А Вы можете сделать вот что: оставить меня. Отдохнете. А я напишу. В школу ходил, – умею. Я справлюсь.

«Не понял!» – стрельнул капитан глазами.

– То, что мы делаем, это допрос?

– Нет, допрос – после возбуждения уголовного дела. А сейчас – объяснение.

– То есть, – опрос?

– Да, так, примерно…

– Я опрошу себя сам. Вы устали, я это вижу, и могу опросить себя сам. У меня сейчас времени – во!

Капитан, уже не стараясь прятать усталость от постороннего, в раздумьях нахмурил лоб.

– Ты, я вижу, куришь? Оставить тебе? – и оттолкнул от себя сигареты.

– Оставьте.

Рядом легла зажигалка и три листа бумаги:

– Идем со мной…

Потемкин вернулся в дежурную часть. Капитан подошёл к дежурному:

– Этот себя опросить хочет сам. Выдели угол, пусть пишет, мне, ты же знаешь, утром…

– Конечно! Поспи, а то завтра нас опозоришь…

Капитан наклонился и тихо, что б не услышал Потемкин, добавил дежурному, что-то еще.

Дежурный выслушал, оглядел Потемкина:

–Комната для заряжания до утра свободна. Пусть пишет. А ты отдыхай.

Дежурный провел Потемкина в комнату, стены и потолок которой были обиты железом.

– Вот, – указал он на столик посередине, – пиши: Потом отдашь мне. В конце: «Написано собственноручно. Верно». Дата, подпись, фамилия – полностью. Ясно?

2. Лена

Ожидание добегало конца. Коридор оживился, захлопали двери соседних комнат: вернулись с маршрутов бойцы ППС, и всколыхнулось, забилось у Лены сердце. Жизнь вливалась в большое, новое русло. Сегодня рискуют, теряют голову Саша и Лена, зажигают свою, неприметную звездочку в небе.

Створкой в воротах мира, отворилась дверь комнаты:

– Лена, – шагнул, протянул руки Саша.

Волной к берегу, скользнула навстречу им Лена.

– Вот и пришел. Навсегда! – улыбался он, гладя ей волосы, и обещал, – Больше не будет такого. А почему? – задал он серьезный вопрос, – Потому что отныне, – в третьему лице о себе сказал он, – Саша будет не приходить, а возвращаться! Прекрасная разница! Ценишь, Лен?.

– Конечно, милый!

Это был первый день, провожая который, они не расстались, а решились продолжить, сделать день первой страницей в большой книге Жизни.

Друзья потеснились. И целая вечность теперь впереди, и первая ночь. Ночь, начало которой Лена ждала одна, в холостяцкой комнате милицейского общежития, слушая ра-диодиалоги милицейской волны. Они звучали повсюду: в коридоре, в комнатах, и на улице – из салонов приставших к крылечку машин. А она не спросила, какой позывной у Саши…

– Навсегда пришел, Лена! – напомнил он.

Смело и осторожно перехватил объятия, оторвал от пола, и перенес, усадил на кровать покорную Лену.

– Минуту! – жестом, мягко предостерег, и отправился к шкафу. Вернулся торжественно. Праздничный, собранный с выдумкой, загодя, поднос занял место на столике.

– Любимая…

– Боже, хороший ты мой! Спасибо!

Шампанское, свечи, цветы: за дверцей одежного шкафа, в сумерках, взаперти, дожидался сюрприз. И от этого становился трогательней, милее сердцу.

Засветились две торжественно стройных свечи.

«Все позади уже… – открывая глаза, чтобы тут же закрыть, раствориться в волнении, думала Лена. Главное позади – сомнения. Оторваться, отдаться во власть незнакомо новых, таинственных волн – жаждали два бьющих в колокола груди сердца…