— Спокойно. Все будет нормально.

— Знаю. Просто…

Она замолкла.

— Что?

— Ничего. Просто велик соблазн попробовать избежать неизбежное, — девушка натянуто улыбнулась, — не бери в голову.

Шатренец пожал плечами и ловко выхватил у Дарена из руки один из посадочных билетов.

— О! У меня место в каюте!

— А что, здесь лотерея? — оживился Ждан, тоже примериваясь к желтоватым невзрачным листочкам.

— Без толку, — ухмыльнулся Яр, — все равно спать на палубе будешь.

— Иди ты!

Парень фыркнул и нарочито небрежно вытянул первый же билет, убрав в нагрудный карман. Правда, потом все-таки взглянул на него украдкой, дабы разувериться в последних подозрениях.

— Что, боишься, что смоет? — насмешливо хмыкнул непонятно откуда взявшийся шатренец над самым его плечом.

— Тьфу! — сплюнул Ждан, засовывая билет обратно.

Веля пихнула Яромира в бок локтем, тоже улыбнувшись.

Даже Дарен, кажется, лицом просветлел.

Как же, цель близка как никогда, осталось всего-то перебраться через Лазурное море, да потом найти одного настоятеля храма… Яцир — остров маленький, вдоль и поперек можно пересечь за седьмицу. И Дарен не сомневался, что они найдут.

По мнению Вели со Жданом фрегат "Красный" совершенно не отвечал своему названию, но шатренец, улыбнувшись уголкам губ ласково похлопал рукой по карме, и сказал:

— А ведь и правда: красный.

— В смысле? — уточнил парень, еще раз недоуменно оглядев корабль.

Этим тут же воспользовалась коварная животинка, никак не желавшая менять твердую почву на подозрительно шатающуюся груду досок. Лошадь попятилась и громко фыркнула, чуть не сбив маленького парнишку лет четырех. Тот разревелся и кинулся мамке в живот, а уж женщина вступилась за чадо, как подобает матери:

— Что ты творишь, оглобля белобрысая? Ребенка убьешь!

— А чего он под мою лошадь лезет? — в ответ возмутился Ждан, посильнее накрутив на руку повода.

— Держать надо лучше свою кобылу, а не на девок глазеть!

— Это я-то на девок глазею?!

— А что, — хмыкнул рядом уже немолодой матрос, — проблемы с этим?

— Да нет у меня никаких проблем! — парень со злости так рванул ремни, что бедная лошадка, жалобно рыкнув, все-таки ступила на палубу.

Дарен, до этого довольно щурившийся на солнце, повернулся и встрял в перепалку между грозным народом и белобрысым:

— Сделай одолжение, заткнись.

С лошадьми вышла небольшая загвоздка: мест на животных осталось аккурат меньше на одно, чем требовалось друзьям, и Дару пришлось хорошо потрясти кошельком, чтобы внушить доверие капитану и заверить того, что лишняя лошадь не станет для фрегата "Красного" мертвым грузом.

Велимира молчала, отрешенно глядя на светло-русые, почти что золотистые волосы просветлевшего лицом Яромира и думала о том, что ей, именно ей суждено эту идиллию разрушить.

"Не хочу, — вдруг, даже для самой себя неожиданно подумала девушка, — не хочу ничего разрушать!"

Но — поздно. Нити давно поменяли свое направление, и теперь даже Слезе Судеб, Анродову камню, не под силу исправить его: слишком много жизней вплетено в узор мира, слишком много узелков на Нитях, кропотливо завязанных осенью.

Девушка перевела взгляд на Дарена и вздохнула.

— Ты чего? — спросил войник, не оборачиваясь.

Веля поспешно отвернулась и быстро сказала:

— Ничего.

Дар не стал ничего отвечать, продолжая глядеть на удаляющийся берег Заросии, страны, которая дала ему все, а потом так же беспристрастно все отобрала.

Страны, которая ему подарила Василину и Велимиру.

Страны, в которой он встретил Яромира.

Страны, где он стал объектом охоты для всей правящей верхушки.

Страны, которая когда-то была ему домом.

А старичок, проследив за отбытием "Красного", вытащил из стола аккуратную черную папку, открыл ее где-то ближе к концу, вложил аккуратно исписанный листочек с только что высохшими чернилами, и, легко поднявшись с кресла (куда только хромота подевалась?) отправился в назначенное место, чтобы передать ценный доклад тому, кто в нем был кровно заинтересован.

И правда, надо же на что-то жить скромной канцелярской крысе?

Сначала окрасились розоватым светом облака, висящие над самым горизонтом и, казалось, даже задевающие его своими пушистыми боками. Небо стремительно светлело, наполняясь золотистым светом, как чашка — чаем, ветер уже не рвал воздух в клочья, как ночью, а лишь мягко обдувал лицо, ласкаясь, будто котенок…