Когда я вернулась, Калеб сидел все в той же позе, что и перед моим уходом. Его глаза были закрыты, но и без их тепла я наслаждалась красотой лица Калеба. Он снова стал мелово-белым, румянец исчез. Значит, Калеб успокоился.

Зачем я тебе?
– невольно подумала я. И не смогла найти ответа. Не было таких причин в мире, по каким я должна быть нужна ему.

– Я готова слушать дальше, - я с досадой отвернулась от него. Мне потребовалось несколько минут, чтобы улечься и с замиранием сердца вслушиваться в его голос. Простыня под головой пахла столь же приятно, как и кожа Калеба, но я не долго думала о ней. Слова Калеба были слишком драгоценны и долгожданны, чтобы отвлекаться.

– А потом... ты заболела, после той лекции, - продолжил Калеб, но он отвернулся к окну, и я не могла видеть его лица. Голос звучал холодно, разве могла я понять, о чем он думает сейчас?

– Я вызвался сидеть с тобой. Думаю, Самюель уже тогда догадывалась о том, что я чувствую к тебе. И без их вездесущего вмешательства, я мог наконец-то побыть с тобой наедине. Тогда я впервые увидел, как ты красива, - он лукаво посмотрел на меня, и я не могла понять его веселости.
– Ты молчала, и без твоего мрачного юмора, я смог увидеть всю тебя.

Я неуверенно усмехнулась, не зная, радоваться этим его словам или нет. Наши глаза на миг пересеклись, и я перестала дышать. Не знаю, возможно шутку со мной сыграло воображение, но я была уверена, что Калеб смотрел на меня... с любовью.

– Я должен кое в чем сознаться, - Калеб посмотрел на меня с осторожностью.

– В чем-то плохом?

– Ты сама мне скажешь.

– И в чем же?

– Пока ты болела, я часто смотрел твое прошлое. Многое о Фионе, твоих родителях, твоих прошлых увлечениях, и все же мне открылось очень мало...

Я замерла. Почти перестала дышать, когда вопрос вырвался сам собой:

– Та ночь...?

Я не смогла договорить, но Калеб понял меня.

– О ней почти ничего нет. Ты блокируешь воспоминания о той ночи.

Мое сердце забилось ровней, понемногу напряжения начало отступать. Мне не хотелось, чтобы ночь изнасилования видел кто-нибудь еще, кроме меня, а особенно Калеб.

– Что еще ты видел в моем прошлом?
– я не хотела, и все же решилась спросить. Меня пугало, что Калеб увидит все мои мысли и глупые мечты.

– Слишком мало, чтобы удовлетворить мое любопытство.

Калеб улыбнулся так простодушно, без тени своего постоянного превосходства, и мне пришлось ущипнуть себя, чтобы не потянуться к нему.

– Пара пропавших дисков - это твоя работа?
– внезапно догадалась я.

Калеб смущенно отвернулся, видимо, пытаясь скрыть улыбку.

– На них было написано "Любимые песни". Я хотел знать, что нравится тебе в музыке больше всего. К тому же, я вернул их на место.

Я не стала говорить ему, что так и не нашла их, потому что пришлось бы признаться, как давно я не убиралась в комнате. Не хотелось, чтобы он считал меня грязнулей. И все же, промолчать было выше моего эго.

– Вот так и воры говорят, что просто одолжили.

Калеб, к моему неудовольствию, громко рассмеялся.

– Ты вся в этих словах, - покачал головой Калеб. Я же в отчаянии проклинала свой глупый язык. Может в этом причина, почему мы не можем быть вместе?

– Мне все же нравится твой характер. Наверное, именно он заставил меня обратить на тебя внимание. Знала бы ты, как я бывал зол на Еву, когда она понимающе перехватывала мои взгляды, устремленные на тебя. Кажется, она догадалась о чувствах к тебе раньше меня самого.

Да уж, я-то его понимаю лучше, чем кто-либо другой. Ева слишком многое замечала, а вот ее чувства почти всегда оставались тайной.

– Ева думала, что это я виновата в твоем поспешном отъезде в понедельник с утра, - заметила я, пытаясь не смотреть на Калеба так откровенно. В пустом доме, только мы одни, и осознание этого возвращало меня к ночи в лесу. Все, о чем я могла сейчас мечтать, это повторение того, что было между нами. Я хотела бы снова сделать шаг первой, и не могла, потому что пока что не знала, для чего выслушиваю его. Возможно, весь разговор сводится к тому, чтобы нам остаться друзьями, потому что я его больше не интересую. А может, после сегодняшнего, нам уже не быть друзьями.

Сердце болезненно сжималось, и тоска поднималась изнутри при этой мысли, но я была просто обязана подавить зачатки истерики. Ни к чему доброму она не приведет.

– Я знаю. Ты даже не можешь представить, что я испытал, когда она сказала мне это...

– Отчего же, вполне могу, - сухо сказала я. Еще как могу, добавила про себя. Тебя всего лишь съедает эгоизм, меня же любовь. Но сказать ему об этом не могла.

Калеб с большим раскаянием, чем могла себе представить я, отозвался на мои слова.