Он поймал один ее взгляд и, стряхнув с себя задумчивость, улыбнулся:

– Вы, наверное, не ожидали от своей подруги такого? – спросил он.

– Нет, – честно ответила Катенька.

– И что же, вы ее осуждаете? Презираете ее?

– Сергей Юрьевич, согласитесь, что если бы я ее презирала, я бы вряд ли ехала сейчас к ней, – произнесла Катенька.

– Значит, вам не кажется ужасным ее поступок? – продолжил расспросы Ковалев.

– Поступок ужасен, но есть смягчающие обстоятельства, – проговорила она.

– Вот как? Вы о них умолчали, – заметил Сергей Юрьевич.

– Разве? – позволила себе удивиться Катенька. – Я ведь сказала вам, что она вышла замуж за нелюбимого ею человека. – Почему-то ей не захотелось говорить ему о том, что этот человек разлучил Варю с Ольшанским. – За человека уважаемого, но, увы, нелюбимого.

– А вы? – вдруг спросил Сергей Юрьевич.

«Началось!» – пронеслось в голове у Кати. И она сама не знала, радоваться этому или огорчаться.

– А что я? Я люблю своего мужа, – нашла в себе силы сказать Катя. – Я ему верна. Я не могу его бросить.

– Чувство долга? – проницательно заметил Ковалев.

– Если хотите, то да, – не стала отрицать Катенька.

– Значит, вы своего мужа любите? – переспросил с какой-то непонятной, но волнительной интонацией Сергей Юрьевич.

– Смотря что понимать под этим словом, – неожиданно для себя вместо короткого «да» сказала Катя.

– Интересно, – хмыкнул он и устроился на сидении поудобнее, распахнув пальто. – И что же вы под этим словом понимаете?

– Общие склонности, взаимное уважение, преданность, привычку, наконец, – ответила Катя, глядя на своего спутника.

– А как же взрыв страстей? – с легкой иронией сказал он. – Как же любовное томление? Как же желание обладать? Разве не такая любовь – любовь? Все романы только о такой любви и говорят. Поправьте, если я не прав, – он, похоже, забавлялся.

– Романы да, – кивнула Катя. – Но в жизни такая любовь почти не встречается. И потом, такая любовь всегда трагедия. Мне такая любовь не известна.

– И вы не жалеете? – Катя скорее почувствовала его взгляд, нежели увидела.

– Жалеть? – в свою очередь с ироничной ноткой переспросила она. – Как можно жалеть о том, чего не знаешь?

– И что, совсем не хотите узнать? – он наклонился к ней ближе и спросил с такой интонацией, что у Кати невольно зашлось сердце. – И никогда не хотели?

Катя молчала, борясь с желанием прикоснуться к его гладко выбритой щеке. «Ну же, протяни только руку! – тут же принялся нашептывать ей знакомый голос. – Коснись его! Тебе ведь так этого хочется!» «А как же Никита? – Катя снова вступила в перебранку с невидимым собеседником, который, увы, скорее всего был частью ее же самой. – Ведь я обещала ему!» «Да, но при чем здесь Никита? – возмутился голос. – Ты просто погладишь его по щеке! И только-то!» Катя еще какое-то мгновение колебалась, а Ковалев, видимо, почувствовав ее внутреннее смятение, буквально замер в ожидании. Наконец, она вздохнула, осторожно протянула руку и коснулась его прохладной щеки. Прикосновение, такое легкое, такое невинное, пронзило ее насквозь. Отдалось жаром внутри нее, испугало чрезвычайно, так, что Катя тут же отдернула руку, но было поздно – Сергей Юрьевич тут же поймал ее ладонь и стал целовать ее пальчики. Взял и другую ладонь. Катя запаниковала, с ней никогда, никогдашеньки ничего подобного не происходило! «Боже мой! – в полнейшем смятении думала она. – Боже мой! Что же это?.. Неужели это?.. Так вот, значит, что это!.. Вот, значит, как!..»

– Катя… – шептал между тем Сергей Юрьевич, целуя ее руки, обнимая ее колени. – Катя… Милая…

И Катя с ужасом осознавала, чувствовала, как чего-то требующая горячая волна восстает внутри нее, как поднимает и несет ее куда-то и нет, нет, совершенно нет сил с ней бороться. Нет ни сил, ни желания. Только одно – уступить, уступить этому требовательному, беспощадному жару, отдаться ему полностью… Все отодвинулось, все пропало, оставался только этот жар и тот, кто, – она знала, – кто только и сможет его утолить. Казалось, ничто не остановит, ничто не вмешается, ничто не помешает! Сергей Юрьевич пересел на сидение рядом с Катей, поднял ее лицо за подбородок и наклонился…

– Прибыли! – крикнул вдруг в самое окно кучер и оба они вздрогнули от его грубого окрика, точно проснулись. – Прибыли, барин! – ворчливо повторил Кучер, распахнув дверцу. – Уже, почитай, минут пять стоим!

– Поезжай к гостинице, – недовольно приказал Ковалев.

– А мы где? У ейной двери и стоим! – еще ворчливей бросил кучер и захлопнул дверцу.

Катя провела рукой по волосам, чувствуя, что безумие окончилось. Что все позади, что Бог вмешался. Ковалев смотрел в окно. Катя ощутила прилив стыда, и через силу начала, все еще тяжело дыша:

– Сергей Юрьевич…

– Ничего не говори, – обернулся он к ней и коснулся ее губ пальцами. – Ничего, – и долго еще смотрел на Катю.

Она кивнула, он отнял от ее лица руку, потом не удержался, провел тыльной стороной ладони по ее щеке, вздохнул.

– Прибыли, значит, – сказал он уже спокойней, своим обычным уверенным тоном. – Ну что ж, пора.

Он запахнул пальто, надел шапку, вышел из возка. Катя непослушными пальцами натянула капотик и вышла следом за ним.

– Где мы? – спросила она, оглядываясь в вечернем сумраке.