Въ области политической и правовой мысли успхи рацiонализма сказались въ возрожденіи «естественнаго права» въ разнообразныхъ его формахъ, но уже съ рядомъ принципіальныхъ поправокъ къ конструкціямъ стараго «естественнаго права».

Наконецъ, раціоналистическія схемы во многомъ подчинили себ и крупнйшее изъ идеологическихъ движеній ХІХ-аго вка — соціалистическое.

Раціонализмъ обнаружилъ поразительную живучесть. Не было ни одной исторической эпохи, которая не знала бы его.

Но, какъ ни былъ чистъ энтузіазмъ его жрецовъ, какъ ни были прекрасны т узоры, которые ткала человческая мысль въ поискахъ совершенныхъ условій земного существованія — жизнь реальная, пестрая, неупорядоченная мыслителями жизнь, была сильне самой тонкой и изощренной человческой логики.

Подъ ударами ея гибли системы, теоріи, законы. И гибель ихъ не могла не погружать въ пучины пессимизма ихъ недавнихъ поклонниковъ. Она будила протесты противъ идолопоклонства передъ разумомъ.

Уже въ ХVIII-мъ вк «эмпиристы» и во глав ихъ Юмъ предъявили раціоналистамъ рядъ серьезныхъ возраженій. Они отвергли ихъ ученіе — о возможности раскрытія причинной связи вещей черезъ изслдованіе отношеній между понятіями. Они выразили недовріе «разуму» и на первое мсто поставили «опытъ». Раціоналисты считали математическія науки абсолютно достоврными; эмпиристы, прилагая къ нимъ свой опытный критерій, отвергли ихъ соотвтствіе дйствительности, такъ какъ математическія науки не есть науки о реальномъ бытіи. Эмпиристы перестали видть въ «разум» единый источникъ познанія. Истиннымъ познаніемъ они назвали то, которое пріобртается черезъ органы чувствъ.

Юмъ былъ не только философомъ, но и политическимъ мыслителемъ, и его философскія убжденія легли въ основу его историко-политическихъ конструкцій.

Юмъ обрушивается на «естественное право», которое въ методологическомъ смысл было своеобразной попыткой построенія соціологіи на основаніи математическихъ принциповъ. Для Юма «естественное право» — не достоврно. Въ его глазахъ религія, мораль, право — не абсолютныя категоріи, а продуктъ исторіи, многовковаго жизненнаго опыта и именно это — и только это — является ихъ «оправданіемъ». Политическіе тріумфы раціонализма вызывали у Юма страстный отпоръ; скептицизмъ его въ области политики принялъ глубоко консервативную окраску.

Наиболе яркое выраженіе этотъ консерватизмъ принялъ въ писаніяхъ блестящаго публициста Борка, давшаго полную остроумія и силы критику французской революціи. Здсь уже — отказъ отъ «разума», гимны опыту, ршительное предпочтеніе неписанной конституціи англійскаго народа абстракціямъ французскихъ конституцій. Это убжденіе стало въ Англіи надолго общепринятымъ. Ранній Бентамизмъ былъ имъ проникнутъ.

Начало XIX вка было временемъ единодушнаго и общаго протеста противъ «духа XVIII вка», «принциповъ 1789 года», противъ всего наслдства просвтительной эпохи. Процессъ реакціи противъ раціонализма отличался чрезвычайной сложностью. Разнородныя, противорчивыя, даже враждебныя силы объединились, чтобы громить позиціи раціонализма.

Временными союзниками оказались: крайніе реакціонеры — фанатики, изувры католицизма, позитивисты, отвергшіе метафизическую политику, романтики, «историки» и пр.

Наиболе ршительныя формы походъ этотъ принялъ въ той стран, гд наиболе полно цвла и раціоналистическая мысль — во Франціи.

Философская реакція, во глав съ Ройе-Колларомъ, безбоязненно смшавъ философію съ политикой, отвергла претензіи во всемъ сомнвающагося «разума» и стала искать твердынь, которыхъ бы онъ не могъ коснуться.

Боле глубокой была реакція теологическая. Ея вождями были — Бональдъ и особенно Жозефъ де-Местръ, канонизированные современнымъ нео-монархическимъ движеніемъ во Франціи.

Ученіе де-Местра — пламенный, фанатическій протестъ противъ свободы человка.

Въ міре господствуетъ порядокъ, установленный провидніемъ. Человкъ — самъ по себ — ничтоженъ, сосудъ страстей и похоти. Гордыня его должна быть сломлена, сомнніямъ его нтъ мста. Человкъ можетъ видоизмнять существующее, но онъ безсиленъ создать новое. Его попытки построить «конституцію» изъ разума — безсмысленны. Конституція не можетъ быть придумана, тмъ боле для несуществующаго человка, человка «вообще». Конституція, — общественный порядокъ диктуется волей провиднія; имъ управляетъ Божественный промыселъ. И въ основ всхъ человческихъ учрежденій должно лежать религіозное начало. Идеальное государство — теократія, въ которой неограниченное распоряженіе судьбами всего человчества ввряется пап. Папизмъ поглощаетъ свтское начало; свтское государство растворяется въ церкви. Поскольку эта власть установлена богомъ, она ограничена; въ ея отношеніяхъ къ людямъ она — безапеляціонна. И хотя папская власть стремится къ тому, чтобы быть мягкой и кроткой, но человкъ долженъ чувствовать надъ собой авторитетъ непогршимой и нетерпимой власти. Де-Местръ одобряетъ инквизицію; для вразумленія человка онъ зоветъ палача.

Это теократическое изуврство, хотя и антиподъ раціонализму, но близко ему въ одномъ — методологическомъ смысл. Подобно раціонализму, обратившему все прошлое и всю исторію въ ничто, Де-Местръ въ результат своихъ абсолютистскихъ построеній приходитъ также къ мертвящимъ абстракціямъ. Въ чемъ ихъ опора? Въ способности разума — построить совершенный, теократическій порядокъ.

Яркимъ и могучимъ врагомъ раціонализма былъ романтизмъ.

И въ романтизм звучитъ, какъ будто, аристократическая нота, но этотъ аристократизмъ — аристократизмъ не рожденія, не привилегій, но сильной личности, дошедшей до глубокаго, живого самосознанія, вдругъ поднявшейся на небывалую дотол высоту.

Романтизмъ есть прежде всего реакція противъ «классицизма».

Превосходную характеристику обоихъ теченій въ ихъ взаимоотношеніи находимъ мы въ этюд Жуссена — «Бергсонизмъ и романтизмъ».

«Классическій духъ — пишетъ Жуссенъ — превозноситъ абстрактное знаніе въ ущербъ интуитивнаго знанія. Онъ стремится всецло подчинить волю и чувства разуму. Въ литератур и философіи онъ всецло пребываетъ въ области представленія, движется въ мір понятій. Романтическій духъ, напротивъ защищаетъ, первенство интуиціи надъ понятіемъ, отстаиваетъ права инстинкта и чувства, подчиняетъ познаніе вол».