Не есть-ли геній въ его своеобразіи, оригинальности его цлей и средствъ, въ его видимой враждебности всему «соціальному» — уже самъ по себ наиболе яркое отрицаніе общественности? Что связываетъ съ ней великаго человка, если она ему готовитъ обычно трагическую судьбу — быть непонятымъ, часто гонимымъ. Чмъ обязанъ онъ общественности, если сущность его индивидуальности и его творческой воли — является живымъ опроверженіемъ его психическихъ критеріевъ и ея воспитательныхъ пріемовъ?

Кому обязаны ихъ геніемъ — Сократъ, Галилей, Э. По, Толстой, «своей» общественности, міровой культур или только самимъ себ?

Что подтверждаютъ они? Или они — совершенное исключеніе въ рядахъ общественной закономрности, дарвиновская «счастливая случайность»?

Я полагаю — нтъ! Геній — великая человческая радость, великій брать, который творческимъ горніемъ своимъ пріобщаетъ насъ вчности и тмъ даетъ самое большее доказательство любви, какое вообще можетъ быть дано человкомъ! Черезъ творческій полетъ генія связываемъ мы себя со всмъ нашимъ прошлымъ и будущимъ, въ геніи постигаемъ наши возможности, геніемъ можемъ оправдать нашу общественность.

Именно геній и есть величайшее торжество общественности, ибо что иное геній, какъ не синтезъ всего, что смутно предчувствуется, бродитъ, и не находитъ себ формы въ самой сред, взростившей генія? Геній — живой, органическій, своеобразный синтезъ, способность въ многогранной воспріимчивости объять все, доступное другимъ лишь по частямъ. Отсюда тотъ восторгъ и преклоненіе, которымъ встрчаютъ дло генія вс, кто узнаетъ въ немъ свои тайныя предчувствія и въ совершенной форм познаетъ свои собственныя стремленія. Отсюда глумленіе и ненависть всхъ тхъ, кто инстинктивно чувствуетъ въ геніи способность встать надъ уровнемъ среды и, пренебрегая всмъ условнымъ и относительнымъ, выявить въ творчеств своемъ элементы вчнаго — говорить не только о настоящемъ, но приподнять завсы будущаго!

Такъ только можетъ понимать генія анархистское міровоззрніе.

Такъ опредлялъ генія анархистъ-философъ — Гюйо. «Геній — пишетъ онъ въ изслдованіи «Искусство съ точки зрнія соціологіи» — быть можетъ, боле другихъ представляетъ ineffabile individuum и въ то же время онъ носитъ въ себ какъ-бы живое общество... Способность отдляться отъ своей личности, раздвояться, обезличиваться, это высшее проявленіе общительности (Sociabilit`e) ...составляетъ самую основу творческаго генія»...

Бакунинъ также понималъ генія, какъ продуктъ общественности: «..Умъ величайшаго генія на земл не есть-ли что иное, какъ продуктъ коллективнаго, умственнаго, и также и техническаго труда всхъ отжившихъ и нын живущихъ поколній?... Человкъ, даже наиболе одаренный, получаетъ отъ природы только способности, но эти способности умираютъ, если он не питаются могучими соками культуры, которая есть результатъ техническаго и интеллектуальнаго труда всего человчества».

Существуетъ убжденіе, что дло генія — за предлами общественности, что судьбы послдней должны быть ему безразличны, что творчество его — его личная необходимость, условіе его личнаго здоровья и благополучія. Геній не растрачиваетъ своего генія, своего «священнаго огня» на «жалкій родъ, глупцовъ», «жрецовъ минутнаго, поклонниковъ успха». По слову Гёте, геній долженъ строить выше пирамиду своего бытія и оставаться тамъ въ творческомъ уединеніи генія. Онъ долженъ слдовать призывамъ Пушкина:

или:

Анархизмъ отвергнетъ этотъ мечтательный и себялюбивый индивидуализмъ.

Кто стремится къ свобод, кто въ творчеств утверждаетъ свой идеалъ, не можетъ любить только свое, но долженъ любить человческое. Какъ могутъ быть ему безразличны судьбы другого человка, освобожденіе его, его творчество? Какъ можно запереть генія въ самовлюбленный аристократическій цехъ съ внземными желаніями? Отнять генія у людей — значитъ, оскопить избранника.

Правду говорилъ Крагъ: уединиться — не значитъ уйти отъ жизни. Узникъ въ оковахъ разв не живетъ боле бурно, чмъ всадникъ на бшеномъ кон? Монахи изъ оконъ монастыря видятъ жизнь, красныя розы, блыхъ женщинъ, сладострастіе. Такая борьба — непосильна. Они устаютъ и думаютъ лишь объ общей гибели — гибели земли, угасаніи луны и солнца.

Аскезъ генія есть легкомысленная боязнь жизни, а не мудрость. Мудрость должна знать и объять все. И ей учитъ только жизнь. Монастырь родитъ соблазны и истощающія крайности.

Въ чемъ божественный смыслъ призванія избранника, какъ не въ благовстіи свободы? Какъ можетъ чувствовать избранникъ себя свободнымъ, если есть рабы?

И мудрый среди мудрыхъ, человкъ во всемъ, Пушкинъ зналъ это.

Пусть написаны имъ вышецитированныя строки. Но надо помнить его «Деревню». Надо помнить его «Пророка»:

Это-ли призывъ къ самооскопленію? Есть значитъ — Богъ, совсть, нравственный долгъ, зовущій къ человку, освобожденію его? Есть силы, устремляющія уже свободнаго пророка къ его еще несвободнымъ братьямъ.