Шрифт:
Но совершенно справедливо указываетъ онъ, что, оставаясь именно на почв этихъ аргументовъ, можно констатировать «неизбжность уменьшенія преобладающаго вліянія хозяйства по мр хода исторіи. Чмъ ниже производительность труда, тмъ тсне зависимость соціальнаго развитія отъ матеріальнаго момента вншней природы. Но само это развитіе создаетъ условія для относительнаго освобожденія общества отъ власти хозяйственнаго момента ...Общественное бытіе есть не только причина, но и продуктъ сознанія; и чмъ дальше идетъ общество, тмъ въ большей мр общественный строй, вс формы общежитія, и даже форма хозяйства становятся продуктомъ свободнаго сознанія людей...»
Однимъ словомъ, если экономическій матеріализмъ, онъ не хочетъ, по слову Плеханова, отнесенному имъ къ анархизму, быть «тощей абстракціей», то онъ долженъ отказаться отъ утвержденія, что экономическій факторъ есть факторъ первоначальный, къ которому возвращается и отъ котораго исходитъ все. Онъ лишь одинъ изъ факторовъ, взаимодйствующихъ въ общественномъ процесс.
Любое общественное явленіе опредляется не одной, a цлой совокупностью причинъ. Въ свою очередь, причины, какъ выражается Минто, есть «совокупность всхъ условій явленія, какъ положительныхъ, такъ и отрицательныхъ, при наличности которыхъ всегда будетъ происходить данное слдствіе». Поэтому, всякое исканіе первичнаго двигателя исторіи не только заране обречено на неудачу, но является и научно совершенно несостоятельнымъ.
По остроумному замчанію Бернгейма, экономическій матеріализмъ, гипостазируя, какъ самостоятельно дйствующую силу и выставляя, какъ основную причину всего соціальнаго развитія — только одну сторону человческой дятельности — матеріально-экономическую, впадаетъ въ обычную логическую ошибку матеріализма — смшеніе «непремннаго условія» съ «производящей причиной». Краснорчивой илюстраціей могутъ служить слова Энгельса, которыми экономическіе матеріалисты обычно защищаютъ творческую роль «экономики»: «Люди должны сначала сть, пить, имть жилище, одваться, прежде чмъ думать и сочинять, заниматься политикой, наукой, искусствомъ, религіей — и т. п.» («Lehrbuch der historischen Methode und der geschichtsphilosophie»).
Такъ падаютъ претензіи экономическаго матеріализма на универсализмъ. Стремленіе его объяснить «все», исходя изъ одной экономической первоосновы, несостоятельно. Онъ преувеличилъ свое значеніе, полагая, что въ немъ ключъ ко всмъ историческимъ эпохамъ, къ раскрытію всхъ сокровеннйшихъ тайнъ исторической общественности.
Такъ-же должны пасть и его претензіи на «научность». Марксизмъ есть культъ науки. Онъ назвалъ «свой» соціализмъ научнымъ и именно въ «научности» его видлъ его способность разршить вс «проклятые вопросы» и утвердить торжество правды.
Но марксизмъ утверждаетъ себя, какъ міросозерцаніе. А строить все міросозерцаніе на «наук» — ненаучно прежде всего. Это должно быть ясно посл всхъ разсужденій предыдущей главы.
Необходимо также имть въ виду, что наука полагается не только актами интеллекта, но прежде всего актами воли, ибо, какъ остроумно однажды писалъ проф. Злинскій, «наука можетъ доказать, что угодно, кром самой себя, т.-е. своего основанія. Доказуемо лишь предпослднее, послднее же нтъ. «Послднее» есть всегда предметъ вры и утверждается волей.
Наконецъ, именно «научность» марксизма — если не разумть подъ ней личной глубокой учености Маркса — и подлежитъ оспариванію. Апріорныя и одностороннія наблюденія, обобщенія, построенныя на параллеляхъ, аналогіяхъ и наудачу вырванныхъ историческихъ примрахъ, полное смшеніе «объективнаго» и «причиннаго» съ «должнымъ» и политикой — все это не иметъ ничего общаго съ «научностью», въ общепринятомъ смысл этого слова.
Марксизмъ—силенъ пламенной односторонностью своего врованія въ всеразршающую силу экономическаго прогресса, врой въ то, что стихійныя силы «бытія» вн человческой воли и вопреки ей приведутъ человчество къ счастливому и справедливому концу. Пролетаріатъ въ этой систем былъ объявленъ естественнымъ, необходимымъ выразителемъ той «правды», которая, наперекоръ торжествующей сейчасъ злой вол, будетъ въ конечномъ счет побдителемъ. Полная гармоніи общественность — есть цль исторической миссіи пролетаріата.
Марксизмъ, такимъ образомъ, проникнутъ чисто-буржуазнымъ, раціоналистическимъ оптимизмомъ. Онъ — также утопиченъ, какъ презираемые имъ утописты. Марксизмъ напитанъ не безпокойнымъ критическимъ духомъ научности, но спокойнымъ благимъ духомъ фатализма. Тотъ фетишизмъ товара и товарныхъ отношеній, который составляетъ наиболе геніальное открытіе Маркса, отъ котораго остерегалъ онъ всхъ другихъ — подстерегъ eго самого. Стихійныя силы развитія съ ихъ «разумной» цлью — торжества соціалистическихъ началъ — стали подлиннымъ фетишемъ марксизма. Человкъ сталъ лишь относительнымъ, исторически преходящимъ отраженіемъ тхъ силъ, которыя слагаютъ и обнаруживаютъ свое дйствіе вн его.
Теорія экономическаго матеріализма — характерна лишь для опредленныхъ ступеней человческаго и общественнаго развитія. Она не можетъ претендовать на объективную цнность, на постоянное универсальное значеніе, ибо не слдуетъ забывать, что самъ творецъ теоріи, согласно собственной доктрин, могъ видть въ ней лишь продуктъ опредленныхъ производственныхъ отношеній. Съ измненіемъ послднихъ падаетъ и самая теорія. Она — относительный, временный, психологическій фактъ и не можетъ, конечно, играть роли вчнаго глашатая истины. Самъ Энгельсъ предвидлъ моментъ, когда должна она рухнуть. «Только тогда — пишетъ онъ въ Анти-Дюринг про будущій соціалистическій строй — люди будутъ сами вполн сознательно творить свою исторію, а приводимыя ими въ движеніе общественныя силы станутъ давать все въ большей мр желаемые для нихъ результаты. Это будетъ прыжкомъ человчества изъ царства необходимости въ царство свободы».