— Дай им шанс. Они не всегда так себя ведут. В смысле, это только сейчас. Они завидуют. Ты ведь понимаешь это, да?

— Ага, конечно.

— Завидуют, — я посмотрел на нее сквозь высокую траву. — Я завидую.

Она покачала головой.

— Тогда ты спятил. Завидовать нечему, ну, только если ты обожаешь завтракать в одиночестве.

— Ты объездила всю страну.

Она меня не поняла.

— Ну и что? А ты ходишь в одну и ту же школу и живешь в одном и том же доме всю свою жизнь.

— Ну да, в этом-то и вся проблема.

— Поверь мне, это не проблема. Я кое-что знаю о проблемах.

— Но ты же побывала в разных местах, видела разные вещи. Я убил бы за такую возможность.

— Ага, в полном одиночестве. У тебя есть лучший друг, а у меня только собака.

— Но ты никого не боишься. Ты делаешь все, что хочешь и говоришь все, что думаешь. А все остальные вокруг боятся быть самими собой.

Лена уставилась на черный лак на своем указательном пальце.

— Иногда мне хочется быть как все, но я не могу изменить того, кто я есть. Я пыталась. Но я всегда неправильно одевалась, всегда говорила не то, и рано или поздно все шло наперекосяк. Я бы хотела быть собой и при этом иметь друзей, которые замечали бы, есть я в школе или нет.

— Поверь мне, они заметят. По крайней мере, сегодня заметили.

Она почти рассмеялась, почти.

— Я имею в виду, заметят в хорошем смысле.

Я отвел взгляд.

Я замечаю.

Что?

Есть ты в школе или нет.

— Тогда, по-моему, ты сумасшедший, — но ее слова прозвучали так, будто она улыбалась.

Глядя на нее, я внезапно понял, что не имеет никакого значения, будет ли у меня место за столом в кафетерии или нет. Я не находил объяснений, но она была… вернее, это было… чем-то большим. Я просто не смог бы сидеть рядом и смотреть, как остальные пытаются ее унизить. Только не ее.

— Знаешь, это всегда так, — произнесла она в небо. Проплывающие облака меняли цвет на темный серо-голубой.

— Облачно?

— Нет, в школе, со мной, — она подняла руку и взмахнула.

Облако будто свернуло по направлению ее руки. Она вытерла глаза рукавом.

— Не то, чтобы меня сильно волновало, нравлюсь я им или нет. Я просто не хочу, чтобы они автоматически ненавидели меня.

Теперь облако стало круглым.

— Эти идиотки? Через несколько месяцев Эмили получит новую машину, Саванна — корону, Иден выкрасит волосы в новый цвет, а у Шарлоты будет… ну, я не знаю, ребенок, татуировка или еще что-нибудь, и все это останется в забытом прошлом, — это была ложь, и она знала это.

Лена снова махнула рукой. Теперь облако стало похоже на чуть выпуклый круг, а потом приняло форму луны.

— Я знаю, что они идиотки. Конечно, они идиотки. Со всеми этими крашеными белыми волосами и дурацкими маленькими блестящими сумочками под цвет одежды.

— Точно. Они тупые. Кого это волнует?

— Меня. Мне не все равно. И поэтому я тупая. Поэтому я в сто тысяч раз глупее глупого. Я глупею от власти дураков, — она махнула рукой и луну сдуло ветром.

— Ничего глупее не слышал, — я наблюдал за ней краешком глаза. Она пыталась не улыбнуться. Мы оба помолчали какое-то время.

— Знаешь, что глупо? Я прячу книги под кроватью, — сказал я как ни в чем не бывало.

— Какие?

— Романы. Толстой, Сэлинджер, Воннегут. И я читаю их. Ну, знаешь, мне нравится.

Она перевернулась и оперлась на локоть.

— Да? И что об этом думают твои друзья-баскетболисты?

— Ну, скажем, что я об этом помалкиваю и сосредотачиваюсь на прыжках.

— Понятно. В школе я заметила, что ты сосредоточен на комиксах, — она пыталась произнести это обыденным тоном. — «Серебряный Серфер». Я видела, как ты читал его, до того, как все случилось.

Ты заметила?

Стало быть, заметила.

Я не знаю, на самом ли деле мы разговаривали, или мне это только казалось, хотя настолько ненормальным я все-таки не был… пока.

Она сменила тему разговора, вернее, вернулась к предыдущей.

— Я тоже читаю. В основном поэзию.

Я представил себе, как она, растянувшись на своей кровати, читает стихи. Правда, мне трудно было представить кровать в особняке Равенвуда.

— Да? Я читал того парня, Буковского, — это было правдой, если два стиха считаются.

— У меня есть все его книги.

Я знал, что она не хотела говорить о том, что произошло, но я не мог больше молчать. Я хотел знать.

— Так ты мне расскажешь?

— О чем?

— О том, что там случилось.

Она надолго замолчала, села и принялась вырывать траву вокруг себя. Затем плюхнулась обратно на живот и посмотрела мне в глаза. Теперь ее лицо было всего в нескольких дюймах от моего. А я лежал, застыв, стараясь услышать каждое сказанное ею слово.

— На самом деле, я не знаю. Такие вещи иногда со мной случаются, и я не могу их контролировать.