— Ну, так тут вдохновение нужно. А ты меня угнетаешь. — Отмахнулся Лаер.

— И что ты предлагаешь? — заинтриговано приподнял брови Лаис.

— Зарежь сам себя. Я над твоим хладным трупом целую поэму прочитаю. — С видом купца вошедшего в торговый азарт, пообещал Лаер.

— Дорогие нынче услуги пошли… — горестно вздохнул Лаис откидывая голову и с укоризной глядя на распростершего мраморные руки и милостиво улыбающегося Алдора, мол, как же ты, великое божество, допустило такой произвол.

— Ну, так. А ты все по звонкой монете меряешь. Творчество, оно знаешь, по заказу не приходит. Тут впечатления нужны, эмоции…

Лаис рассмеялся, положив руку на яблоко рукояти.

— Ох и трещетка. Восемь лет как будто и не прошли. Своим словесным поносом задурить кого угодно можешь. Не изменило тебя время малой, все такой же балабол и безумный, жестокий идиот…

— Ну, кто бы говорил, а? — лениво протянул Лаер, насмешливо глядя на брата. — Языком ты тоже мелешь, будь здоров. А насчет жестокости — никуда не денешься, положение обязывает. Безумие? Так лучше быть безумным, чем бездумным. А по поводу идиота — весьма спорный вопрос…

— Ну-ну.

— Верни мне девушку.

— Эту что ли? — Лаис небрежным жестом послал краткий магический импульс в сторону алтаря Алдора, стоявшего чуть поодаль.

Красноватая вспышка активированного круга Сетаролла породила странное, необычное магическое волнение, и в блекло-зеленом столбе холодного пламени начала медленно проявляться Уна…

У Лаера все оборвалось внутри. Она была без сознания, недвижно зависла над кругом Сетаролла, так же как и Рийский над алтарем в резиденции Лаера. Каштановый водопад волос касался самыми кончиками искрящихся рунических знаков, не вписывающихся в структуру телепортационного круга, они были нужны для поддержания магии. Почему-то Лаера это весьма заинтересовало, несмотря на казалось бы простое объяснение — охранная граница поддерживающая бессознательность девушки… Его внимание отвлек мрамор, на котором и был начертан круг Сетаролла.

Кровь. Мрамор. Утрата.

— Верни. — Лаер поднялся со скамьи, неотрывно глядя на Уну.

— Тише, малой. — Лаис сказал это чужим, ледяным голосом, сжал протянутую руку в кулак и магия в круге, подчинившись ему, сплотилась и жадно вгрызлась в тело. С девичьих губ сорвался стон, едва не похитивший разум Лаера…

— Говори условия. — Замер Хранитель, не отпуская взглядом девушку.

— Только одно: твоя смерть.

Лаер перевел удивленный взгляд на мрачного Лаиса. Он ожидал шантажа, самого грубого и грязного, но такой исход он не допускал вообще.

— Мы пытались тебя остановить. Но ты не понимаешь хорошего отношения. Ты словно пес вкусивший крови, такие подлежат отстрелу сразу, поскольку не останавливаются на одном убийстве.

— Ты, проклятый кретин, — в клокочущей от ярости ненависти прошипел Лаер, — ты совсем не осознаешь, почему твои святые воры и убийцы, надевшие рясы, хотят меня извести?.. Нам нужно одно и то же — власть. Они жаждут ее не меньше меня. Только я не затеваю ради этого войну. Смотри, Лаис: твои обожаемые храмовые сволочи идут по головам подобно мне. Они убивают, подобно мне, они прячутся за красивой легендой, подобно мне!.. И они вовсе не горят желанием избавить землю от "скверны", они хотят убрать сильного конкурента. Ты желаешь встать на сторону правды? Нет такой стороны! Здесь нет добра, которое обязательно победит зло. Здесь зло убивает зло ради еще большего зла…

— Заткнись. — Резко оборвал его Лаис. — Ты можешь оправдать и детоубийцу, да так что судья будет плакать от жалости. И внимательно послушай меня, недоносок. Я проклинаю тот день, когда мы появились на свет. Мне стыдно, что мы были в одной утробе, что в наших жилах одна кровь, и я вынужден делить с тобой одно лицо. Мне невыразимо жаль признавать, что природа распорядилась нашими жизнями столь безжалостно, соединив их так тесно. Ты тварь, подобная тем, что водятся во мраке ночи. Беспринципная, кровожадная, которая кичится своей храбростью, агрессивностью и готовностью пойти на все ради достижения цели. Только есть предел всему.

— Я тварь. А ты шлюха, польстившаяся на сладкие речи лицемерных паскуд, и позволившая собой вертеть, как они пожелают. Чудная семейка. Жестокий урод и наивный придурок. Может, обнимемся, поплачемся друг у дружке на плече и все простим? Ну, или как тебя учат храмовики прощать? Задницу надо целовать, нет?

— Паскуда… Да лучше быть человеком в храмовых рядах, чем опуститься ниже нечисти и облизывать пяточки идиоту у престола. — Лаис с шипением извлек свой причудливый меч, по которому пробегали ярко-зеленые искорки.

— О, как мы заговорили. — Лаер освободил свои клинки. — А разве это не твои хозяева облизывают пяточки? Я бы тебе еще уйму чего интересного рассказал, будь у меня чуть меньше брезгливости.

Лаис ударил необычайной силовой волной направляемой мечом. Лаер, абсолютно не ожидавший ничего подробного, инстинктивно заслонил лицо, когда ровные ряды скамей за его спиной разнесло в мелкие щепы. Охранная вязь полыхнула, но Лаис успел отвратить взор от брата и тем самым спас глаза.

Лаер со смесью возмущения и злости высвободил родовую магию, в широком прыжке открывшую клыкастую змеиную пасть и неумолимо устремившуюся на только поднимающего голову Лаиса.