– Тут что лечебница?

Она так смотрела на меня, будто собиралась обнять и прижать к сердцу, а в глазах боль, отчаянье, радость и счастье...

Сумасшедшая, – забились в голове мысли. – Она меня убьет! Они здесь прячутся с тем дурачком!

Я медленно отступала, выставив ладони.

– Спокойно, – ласково утешала я ее с каждым маленьким шажком назад и сделав соответственное доброе лицо, чтоб она не боялась. – Спокойно... Все будет нормально... Вас свяжут и вылечат, и будете как целенькая...

Я широко улыбалась и кивала ей, заслоняясь стулом, стоявшим в комнате...

– Все будет хорошо, – уговаривала я, лихорадочно отступая к крошечному замаскированному окошку. Если смотреть снаружи, то его не было. Вот так. Это была ниша в стене одного цвета, где прямой ход упирался в стену, а само окно было за каменной преградой. То есть это был вырезанный внутри толстой стены дворик, где, чтоб войти в него, нужно было повернуть по букве “Г” и зайти за преграду, иначе никто бы и не догадался. Снизу его было абсолютно не видно, так искусно оно было замаскировано, и в то же время обеспечивало вентиляцию и даже возможность осторожно выглянуть, вытянувшись на руках.

Сумасшедшая наступала на меня.

Ее всю заливала бледность, она ухватила меня за руки.

– Не уходи... я... я... пожалуйста... – она не могла говорить.

Я вжалась в стенку.

– Ну, пожалуйста... – она тонко заплакала, видя, что я ее боюсь и удираю. – Это я, я виновата, что я не разыскала! – на лице ее было отчаянье. – Не проклинай меня!

Отчего-то на душе было тоскливо и хотелось плакать. Я быстро выглянула в окно. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что оно выходит за стену, ибо башня выступала. Здесь ров образовывал широкое озеро.

– Что внизу! – жестко спросила я, чтобы перебить внимание и направить сумасшедшую на другое.

– Озеро... – механически ответила та.

– Они не подберутся вброд...

– Тут сорок футов, – успокоила она. А потом снова побледнела. – О Боже! Они тебе там ничего не сделали!

Она гладила мои руки и порывалась по матерински прижать меня к груди, в глазах ее была тоска.

– Ты! – сказала она, и лицо ее снова заливали слезы.

– Прямо под башней сорок футов? – отвлекла ее я.

– Да, – механически кивнула она.

Шум приблизился. Слышно было, как по переходу бежали солдаты. Был слышен голос проклятого начальника.

– Прячься тетка, – сказала я.

– Граф Ричмонд? – прислушалась та.

– Открывай быстрей другой ход! – скомандовала я, понимая, что с ней иначе нельзя, иначе она сразу плачет.

– Но это свои!

– Эти свои убьют тебя! Если не изнасилуют... – чуть не рявкнула я. – Они чокнутые...

А потом до меня дошло. Чокнутый чокнутого не трогает!

Но все равно я хотела ее спасти. Быстро перекинув и перетянув веревку за карниз, я спустила веревку вниз со стены... Посмотрела... Вместе с теткой труднее, но я и не такое спускала...

Она с недоумением смотрела на меня...

– Не бойся... – терпеливо уговаривала дурочку я, сама удивляясь своему терпению. – Я тебя привяжу и осторожно спущу, я и не с таким грузом спускалась... Иначе они сейчас будут здесь, а солдатам все равно, что сумасшедшая, лишь бы баба...

Но она смотрела на меня как на дурочку и не понимала.

Закончив с терпением, я грубо схватила ее, ибо дверь уже открывалась изнутри.

Но она резко вырвалась и кинулась к двери.

– Не бойся! – сказала она мне искренним голосом. – Они тебя не тронут! Они свои! Они хорошие, – уговаривала она меня, – Я тебя им тебя представлю, не бойся, они...

Из двери вылетел разъяренный начальник с солдатами.

– Хватай ее!!! – завизжал он, не дожидаясь представлений и даже без них указывая прямо на меня. – Убейте ее!!!

Лицо сумасшедшей вдруг исказилось от страха. Она с ужасом смотрела на ворвавшихся.

– Нет!!!! – отчаянно закричала она, пытаясь заслонить меня собой.

И от шока потеряла сознание.

Поддержав ее, я аккуратно положила ее в сторону и встала навстречу ухмыляющимся солдатам. Спокойно, в полный рост. Знающие меня давно бы уже побежали.

Они, очевидно, по моей натуре предполагали, что я буду визжать, кусаться и царапаться и не дамся так легко, потому ухмылялись.

Я не стала долго размышлять и царапаться. Холодное спокойствие боя привычно надвинулось на меня, сознание стало цепким, все лишнее ушло. Вряд ли начальник предполагал, что я могу что-либо, кроме того, чтоб визжать и царапаться. Правда, выцарапать глаза я могу одним ударом...