– Вскоре послышался лязг оружия и крики людей, схватившихся в смертельном бою. Шум битвы приближался; боевые кличи смешивались со стонами раненых. Похоже, защитники отступали, и враги уже ворвались во дворец. Я ведь некоторое время жила тут. Я знала многих из тех, кто там, лицом к лицу…

Джебра замолчала, ее щеки были мокрыми от слез.

– Простите, - пробормотала она, вытаскивая из рукава носовой платок. Она вытерла нос, прокашлялась и продолжила.

– Не знаю, сколько времени уже продолжался бой, когда послышались глухие удары, от которых содрогались каменные стены - это таран бил в железные двери. Грохот раздавался все ближе. Когда вылетала очередная дверь, нападающие тут же принимались за следующую. Снова, и снова, и снова…

– А потом толпа солдат с боевым кличем хлынула по лестнице вниз в темницу. В руках у них были факелы, от которых помещение заполнилось ярким, режущим глаза, светом. Очевидно захватчики искали ценности, искали добычу. А вместо этого обнаружили грязные камеры, наполовину пустые. Разочарованные они побежали наверх, опять оставив нас в темноте. Во внезапно наступившей тишине я отчетливо слышала стук собственного сердца.

– Я уже думала, что больше никогда их не увижу, но вскоре они вернулись. На сей раз они тащили за собой кричащих женщин - видимо, кого-то из дворцовой прислуги. Судя по всему, солдаты искали местечко, где могли бы спокойно насладиться своими трофеями, подальше от тех, кто может им помешать. А то и вовсе отобрать драгоценную живую добычу. Сейчас эти вояки желали вовсе не драться.

– Происходящее заставило меня забиться в самый дальний угол камеры, но это не помогло. Все было прекрасно слышно. Раньше я не могла и представить себе мужчин, которые, смеясь, совершали бы подобные гнусности. И рядом не было никого, кто мог бы помочь этим несчастным женщинам. Никакой надежды на спасение.

– Видимо, одной из пленниц удалось вырваться. В ужасе она попыталась убежать вверх по лестнице. Я слышала голоса преследователей, подбадривающих друг друга. Страх придавал беглянке сил, но мужчины легко поймали ее и бросили на пол. Потом были слышны только ее крики и умоляющий голос. «Нет, прошу вас, пожалуйста, нет», непрестанно повторяла она. Ее голос был мне знаком. Пока один из мучителей удерживал ее на полу, второй наступил ей сапогом на колено и поднимал ногу вверх до тех пор, пока не раздался хруст кости. Затем он сделал то же самое с другой ногой кричащей от боли женщины. Мужчины, смеясь, повторяли, что теперь уж она не захочет бегать, потому что ее мысли будут заняты другим. С этими словами они принялись по очереди насиловать ее. Такого жуткого крика я в жизни не слыхала.

– Не знаю, сколько солдат пришло в темницу в самом начале, но их становилось все больше и больше. Гнусные развлечения продолжались час за часом. Женщины рыдали, умоляли, причитали; но их крики заглушались мужским хохотом. И все же это были не мужчины. Это были бессовестные твари, чудовища.

– Один из захватчиков нашел на полу связку ключей и пошел по кругу вдоль стены, одну за другой открывая камеры. Он выпускал заключенных, объявлял, что они свободны и приглашал их присоединиться к веселью, чтобы отомстить злодеям, которые преследовали и угнетали их. Но ведь Элизабет - девушка со сломанными ногами - никогда никого не угнетала. Она постоянно улыбалась, радуясь, что работает во дворце. И ни для кого не было секретом, что она очарована молодым плотником, который тоже там работал.

– Заключенные высыпали из камер, с энтузиазмом принимая приглашение.

– А почему они не тронули тебя?
– спросил Ричард.

Прежде чем ответить, Джебра несколько раз глубоко вздохнула.

– Когда они открыли дверь моей камеры, я забилась в самый темный угол. У меня не было сомнений в том, что будет, если меня обнаружат. От хохота солдат и воплей их жертв в темнице стоял невообразимый шум, а я сидела очень тихо. Несколько камер в тюрьме были пусты, а в моей клетушке было темно. Видимо они решили, что тут тоже никого нет. Хорошо еще, что никому из них не пришло в голову взять факел и проверить. В конце концов, мужчины-заключенные не прятались - они только и желали выбраться на свободу. Я никогда не говорила ни с одним из них, так что они не знали, что в темнице есть женщина. Иначе они точно пришли бы за мной. Ну, а теперь они были… очень заняты.

Лицо Джебры скривилось от боли, она уронила голову на руки.

– Не могу и пересказать вам все те ужасы, что они творили с женщинами всего в паре шагов от меня. Теперь меня до конца жизни будут преследовать кошмары при воспоминании об этом. Изнасилования были всего лишь началом. Истинным желанием тех людей было настоящее насилие. Животное желание унижать беспомощных, причинять им боль. Держать в руках, распоряжаться жизнью и смертью своих жертв.

– Когда женщины перестали кричать, перестали сопротивляться, перестали дышать, вояки решили пойти поискать еду и выпивку. А, отметив таким образом победу, можно было бы потом поискать еще женщин.

– Как на веселом празднике, вояки клялись друг другу не успокаиваться, пока в Новом Мире еще остаются женщины.

Обеими руками Джебра убрала волосы с лица.

– Когда они ушли, в темнице стало темно и тихо. Я прижалась к стене камеры, стараясь не выдать своего присутствия. Я все время боялась случайно вскрикнуть. Боялась даже дрожать, чтобы шорох моего платья не мог услышать кто-нибудь из захватчиков. В нос бил тяжелый запах крови и еще чего-то ужасного. Забавно, как со временем человек привыкает к запахам, от которых в обычных условиях ему бывает плохо.

– Но я никак не могла перестать трястись после того, как слышала, что творили с теми несчастными женщинами. Я ужасно боялась, что меня обнаружат и сделают со мной то же самое. Сидя в камере, слушая ужасные крики в соседнем помещении, боясь издать хоть один звук, я начала лучше понимать Цириллу. Начала понимать, почему она сошла с ума.

– Теперь снова стали слышны звуки наверху. Шум продолжающейся битвы, крики боли и ужаса, стоны умирающих. Я чувствовала запах дыма. Казалось, бойня не кончится никогда. Женщины, лежащие у двери моей камеры, уже не издавали ни звука, и я знала - почему. Ведь они уже были за пределами этого мира. Я молилась добрым духам, чтобы они приняли несчастных в свои надежные объятия.