человека отвечает, что он должен ставить своей целью достижение

счастья. Так как под счастьем эта система понимала удовлетворение

человека в отношении его частных склонностей, желаний,

потребностей и т. д., то этим она делала принципом воли и ее деятельности

ВТОРОЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 107

случайное и партикулярное. Этому эвдемонизму, лишенному в себе

всякой твердой опоры и настежь открывающему двери всякому

произволу и капризу, Кант противопоставил практический разум и,

таким образом, высказал требование всеобщего и для всех одинаково

обязательного определения воли. В то время как — об этом было

сказано в предшествующих параграфах — теоретический разум, согласно

учению Канта, есть лишь отрицательная способность бесконечного

и, лишенный собственного положительного содержания,

ограничивается лишь рассмотрением конечного опытного познания, Кант,

напротив, ясно и определенно признал положительную бесконечность

практического разума, и признал ее в том смысле, что он приписывает

воле способность определять самое себя всеобщим образом, т. е.

мыслью. Этой способностью воля, несомненно, обладает, и в высшей

степени важно знать, что человек свободен лишь постольку, поскольку

он обладает этой способностью и пользуется ею в своих действиях.

Но этим признанием мы еще не даем ответа на вопрос о содержании

воли, или практического разума. Если же говорят, что человек

должен сделать содержанием своей воли добро, то тотчас же снова

возникает вопрос о содержании этого содержания, т. е. о его

определенности; одним лишь принципом согласия воли с самой собою, равно

как и одним лишь требованием исполнять долг ради самого долга,

мы не сдвинемся с места.

§ 55.

с) Рефлектирующей силе суждения приписывается принцип

созерцающего рассудка, т. е. рассудка, в котором особенное,

являющееся случайным для всеобщего (для абстрактного тожества), но

могущее быть выведенным из него, определяется самим этим всеобщим.

Опыт дает нам его в произведениях искусства и органической

природе.

Примечание. Критика силы суждения замечательна тем, что Кант

в ней выразил представление и даже мысль об идее. Представление

об интуитивном рассудке, внутренней целесообразности и т. д. есть

всеобщее, мыслимое вместе с тем как конкретное в самом себе. Только

в этих представлениях кантовская философия обнаруживает себя

спекулятивной. В идее прекрасного в искусстве, конкретного единства

мысли и чувственного представления многие, в особенности Шиллер,

нашли выход из абстракций разделяющего рассудка; другие нашли этот

выход в созерцании и сознании жизнености вообще, будь это при-

108

родная или интеллектуальная жизненность. — Правда, произведения

искусства, равно как и живая индивидуальность, ограничены в своем

содержании. Однако в постулируемой им гармонии природы или

необходимости с целью свободы, в мыслимой им как осуществленной

конечной цели мира Кант выдвигает идею, широкую также и по своему

содержанию. Однако леность мысли, как это можно назвать, доходя до

этой высшей идеи, очень легко находит лазейку в долженствовании

и вместо действительной реализации конечной цели цепко держится

за раздельность понятия и реальности. Напротив, наличие живых

организмов в природе и прекрасного в искусстве уже показывает

действительность идеала даже чувству и созерцанию. Кантовские

размышления об этих предметах могли бы послужить прекрасным

введением, приучающим сознание мыслить и постигать конкретную

идею.

§ 56.

Здесь выдвинута мысль об ином отношении между всеобщим

рассудка и особенным созерцания, чем то отношение, которое лежит в

основании учения о теоретическом и практическом разуме. Но с этой

мыслью все же не соединяется уразумение того, что это

отношение истинно и даже есть сама истина. Единство здесь, наоборот,

берется таким, каким оно осуществляется в конечных явлениях и

обнаруживается в опыте. Этот опыт прежде всего дан в субъекте,