движение философии, как методическое, т. е. необходимое движение,

есть не что иное, как положение того, что уже содержится в понятии.

Но так же, как правильно сказать, что бытие и ничто едины, так же

правильно сказать, что они совершенно различны, что одно не есть то,

что есть другое. Но так как различие здесь еще не определилось, ибо

бытие и ничто суть именно непосредственные определения, то оно

здесь невыразимо, есть одно лишь мнение.

2) Не нужно большого остроумия, чтобы сделать смешным

положение, что бытие и ничто тожественны, или, говоря точнее, не

требуется большого остроумия, чтобы привести различные

несообразности и ложно уверять, что они представляют собою следствия и

применения этого положения. Можно, например, сказать, что согласно

этому положению одно и то же, существуют ли мой дом, мое имущество,

воздух для дыхания, этот город, солнце, право, дух, бог, или их не

существует. В такого рода примерах отчасти подставляют частные цели,

полезность того–то и того–то для меня и задают вопрос — все ли равно

мне: будет ли данная полезная вещь или ее не будет? На самом же деле

философия и есть учение, которое должно освободить человека от

бесконечного множества конечных целей и намерений и сделать его

равнодушным к ним, так чтобы ему и впрямь было все равно, есть ли

подобные вещи или их нет. Но нужно вообще сказать, что так как речь идет

в этом вопросе о некотором содержании, то этим устанавливается связь

с другими существующими предметами, целями и т. д., относительно

которых предполагают наперед, что они обладают значимостью.

От таких наперед принятых предпосылок ставится в зависимость,

есть ли бытие и небытие некоего определенного содержания одно и то

же или не одно и то же. Вместо пустого различия между бытием и

небытием подсовывают, таким образом, различие, наполненное

содержанием. — Отчасти же берутся сами по себе существенные цели, абсолют-

152 НАУКА логики

ные существования и идеи, которые лишь подводятся под определения

бытия или небытия. Но такие конкретные предметы являются и чем–то

совершенно другим, чем лишь сущим или же несущим; такие скудные

абстракции, как бытие и ничто, — а они наиболее скудные, потому что

они представляют собой лишь начальные определения, — совершенно

не адэкватны природе этих предметов; истинное содержание давно

вышло за пределы как самих этих абстракций, так и противоположности

между ними. Вообще, когда вместо бытия и ничто подсовывают некое

конкретное, то пустомыслие постигает обычная для него судьба: ведь

обычно бывает с ним так, что то, что предносится его представлению и

о чем оно говорит, есть нечто совершенно другое, чем то, о чем идет речь;

здесь же идет речь только об абстрактном бытии и абстрактном ничто.

3) Легко можно сказать, что единство бытия и ничто непонятно.

Но понятие этого единства указано в предшествующих параграфах, и

оно не представляет собою ничего другого, кроме того, что мы указали;

понять его не означает ничего другого, кроме усвоения сказанного

там. Но под пониманием обыкновенно разумеют еще нечто другое,

чем подлинное понятие; обыкновенно предъявляется требование

присутствия более многообразного богатого сознания, представления;

требуют, чтобы понятие было представлено в виде конкретного случая,

с которым мышление в своей практике было бы более знакомо.

Поскольку невозможность понять в данном случае выражает лишь непривычку

фиксировать абстрактные мысли без помощи какой бы то ни было

чувственной примеси и схватывать спекулятивные положения, то нам

ничего более не остается сказать, кроме того, что философское знание,

несомненно, отличается по своему характеру от того знания, к

которому мы привыкли в обыденной жизни, равно как и от того знания,

которое господствует в других науках. Но если непонимание означает