— Да? — Адобекк отчетливо зашамкал губами. Так отчетливо, что Талиессину подумалось: уж не притворяется ли он?

— А о чем я говорил? — осведомился Адобекк в конце концов.

— О том, что следили за мной.

— А! Ну да, разумеется. Разумеется, я за вами следил. После отъезда герцога — особенно. Потому что в вашем поведении, мой господин, я заметил признаки решимости во что бы то ни стало отыскать моего пленника и разделаться с ним. Тайно, как и предполагалось в самом начале.

Он покашлял и вдруг хихикнул, как будто готовясь сообщить нечто забавное.

— Я приказал приковать его к стене и убрать охрану от двери, — продолжал Адобекк. — Это должно было затруднить ему бегство, а вам — поиски.

— Но я его нашел, — заметил Талиессин.

— Это уже не имеет значения, поскольку я нашел вас обоих, — резонно возразил Адобекк.

— К делу, — потребовал принц.

— К какому делу? — удивился Адобекк. — Он по-прежнему мой, и я совершенно не хочу, чтобы вы его убивали. Более того, я сейчас прикажу, чтобы его расковали…

— Ключ был здесь, у входа, — сказал Талиессин. И вынул из своего кошеля небольшой ключик. — Снимайте с него цепи сами, если вам охота.

— Охота, охота… — проворчал Адобекк. И, поманив Талиессина пальцем, шепнул ему в ухо: — Вы думаете, что вы один любили Эйле?

Талиессин сильно вздрогнул всем телом и быстро вышел из камеры.

Адобекк встал, подобрал упавший на пол ключ, приблизился к пленнику. Кряхтя, начал возиться с замком.

— Поедешь со мной, — сказал он наконец. — Я оставляю столицу. Времена переменились, моя служба закончена.

Цепь упала. Радихена схватился за освобожденную руку, принялся сильно растирать запястье. Адобекк медленно заковылял к выходу. На пороге он обернулся:

— Не забудь забрать отсюда стул, деревенщина. Я не хочу, чтобы мои вещи валялись по казематам. Это может меня скомпрометировать. Тебе знакомо такое слово?

Эмери споткнулся о человека, спавшего прямо на пороге кухни. Дядина стряпуха Домнола величественно крошила овощи для салата. Все ее поведение демонстрировало полное равнодушие к странному явлению в ее царстве.

— Что это? — вопросил Эмери.

Стряпуха чуть повернула голову и одарила Эмери кислой улыбкой.

— Вы о чем, молодой господин?

— Об этом странном предмете.

— Понятия не имею, — заявила Домнола, снова отворачиваясь к своей работе. — Ваш дядя сказал, что это существо может находиться в доме и делать все, что ему заблагорассудится, за исключением краж и убийства. Самоубийство оговорено не было, — добавила она мрачно.

— Не вижу, как подобная забывчивость может нам помочь, — заметил Эмери. — Кто он?

— Грязный бродяга, — отрезала стряпуха. — Ваш дядя притащил его в дом — да простится мне подобный тон в разговоре о моем добром господине! — и объявил, что я обязана его кормить и не должна гонять.

Она вдруг всхлипнула. Эмери удивился: обычно суровая Домнола была весьма скупа на проявления чувств.

— Господин Адобекк уезжает, — пояснила она. — Уезжает из столицы. Говорит, мол, времена переменились. Желает на покой.

— Рано или поздно такое должно было случиться, — сказал Эмери. Однако он был ошеломлен услышанным.

Меньше всего он ожидал от дяди подобной выходки. Оставить двор? Прекратить интриговать? Отказаться от великолепных дворцовых праздников? Конечно, сейчас тяжелое время, столица погружена в траур — да и положение наследника с каждым днем становится все более двусмысленным. Но рано или поздно беспокойство уляжется, и в столице вновь начнутся фейерверки, торжества, любовные приключения и изящные забавы. Эмери не мог поверить в то, что дядя Адобекк способен добровольно отказаться от всего этого.

— Уезжает в имение, — повторила стряпуха. — Нас оставляет. Меня и Фоллона. Чтобы мы служили вам.

— Ясно, — сказал Эмери. — Мы с братом жуткие люди. Есть о чем проливать слезы. Можете горевать и дальше, добрая хозяйка. Вас ждет ужасная участь.

Домнола поморгала, осознавая услышанное. Потом махнула рукой, словно отказываясь от всякой борьбы:

— Вы понимаете, что я имею в виду, молодой господин, и вам не пронять меня злыми шуточками… Мне нашего хозяина жаль, вот и все. А это чудище он с собой забирает.

Она с досадой плюнула в сторону спящего.

Эмери наклонился, рассматривая незнакомца, а после вскрикнул:

— Не тот ли это рыжий, с крашеными волосами? Где его дядя отыскал и почему привел к себе в дом?

Рыжий, с крашеными волосами, спал и даже не пошевелился: впервые за долгое время он смог уснуть спокойно, не чувствуя сквозь забытье боли в прикованной руке.

А Эмери выпрямился, покачал головой:

— Что еще затевает Адобекк?

— Не нашего с вами ума это дело, — заговорщически произнесла стряпуха. И, оставив овощи, сняла с полки кусок ветчины. — Возьмите, отнесите брату. Я для вас обоих приготовила. Несите же, пока господин Адобекк не вернулся и не забрал для своего урода.