В окошко кареты постучали. Открыв дверь, Петр принял от нагнавшего кортеж пропыленного гонца свиток, запечатанный княжеской печатью, и передал его барону. Оладьин нетерпеливо сорвал печать и развернул документ.

– Князь подтверждает право Эстляндии войти в состав Северороссии в качестве четвертой земли, – произнес он, окончив чтение, – А также разрешает переименовать Ревель в Таллин.

– Ну что ж, – отозвался Петр. – Вам будет с чем вступить в Таллин, чтобы сразу заслужить любовь местного населения.

– Да, указ поспел вовремя, – произнес барон. – Мы прибываем завтра. Я оглашу волю князя на торжественной встрече – это будет хорошим вступлением в должность. Какой неприятный сюрприз для царя Ивана!

– А в чем дело? – удивился Петр.

– Он предлагал нашему князю уступить Эстляндию, – улыбнулся Оладьин. – Князь отказал, а теперь, когда эта земля войдет в состав Северороссии, шансы заполучить ее окончательно падают.

– Мне показалось, князь еще обдумывал этот вариант, когда мы были на охоте.

– Полагаю, тебе следует знать, что охота была лишь поводом, чтобы провести негласные переговоры с посланником московского царя, – произнес Оладьин. – Москвитяне получили там отказ на все свои требования и предложения, а теперь получат еще звонкую пощечину из… Таллина.

– Не заставит ли это Ивана действовать против нас жестко? – спросил Петр.

– Сомневаюсь. Он слишком глубоко увяз в войне с литовцами и поляками, – пожал плечами барон. – Войны с нами он не потянет. Кроме того, он все еще надеется склонить нас к союзу против Литвы.

– Как я понимаю, эстляндцы смогут избрать магистрат, имеющий права самоуправления, а вы будете осуществлять только исполнительную власть от имени князя? – предположил Петр.

– Исполнительная власть? Интересный термин… – поднял брови барон. – Я буду действовать от имени князя в вопросах военных, руководить всеми войсками на территории Эстляндии, за исключением городских ополчений, вершить суд по тягчайшим преступлениям и делам о государственной измене, а также ведать налогами, собираемыми для княжеской казны. Остальное, как в землях новгородских, псковских и Ингрии, будет в ведении правителей избранных самими эстляндцами и независимых уездных судов.

– Мне показалось, что первый министр был противником такого решения, – заметил Петр.

– Не обращай внимания, – махнул рукой Оладьин. – Это часть более крупной игры.

– Какой? – с интересом спросил Петр.

– Боюсь, ты не в курсе расстановки сил при дворе. Впрочем, полагаю, этот недостаток следует исправить. Сейчас есть две наиболее влиятельные дворянские партии. Одну возглавляет первый министр, граф Тихвинский. Его сторонники выступают за союз с Москвой, устранение гражданских вольностей низших сословий и самодержавную власть князя, как это происходит в Московии. С их противодействием мы и столкнулись. Эстляндия их волнует менее всего. Просто они надеялись установить здесь жесткое диктаторское правление – по образцу, который хотят ввести во всей стране. Вторая партия – к ней принадлежат, скажем, Макторг и Дашевский – является сторонницей союза с Польшей и Литвой. Конечно, эта партия тоже не в восторге, что купеческие и мастеровые гильдии через своих депутатов в Думе способны влиять на принятие государственных законов. Но все же они выступают за сохранение уложения князя Андрея и сохранение вольностей – прежде всего дворянского сословия. Есть еще одна партия – не дворянская, правда, но весьма влиятельная. Это богатейшие купцы, влиятельные больше в Думе, чем при дворе. Их лидер – купец первой гильдии Гюнтер Штайн. Они пытаются увеличить права Думы и властей, выбранных земельным самоуправлением. Бог даст, ничего у них не получится. Но в нашем деле мы можем опереться и на них, когда будем добиваться ввода депутатов от Эстляндии в Думу.

– Какой же партии благоволит князь? – осведомился Петр.

– О, князь мудрый правитель и не дает приоритета никому, – покачал головой Оладьин. – Он умело балансирует и заставляет всех работать на благо государства.

– Неужели он не заинтересован в установлении абсолютной власти?

– Он достаточно мудр, чтобы понимать отличия Северороссии от Московии, – негромко произнес Оладьин. – Здесь это приведет к большой смуте. Вольность у большинства здешних жителей в крови. Да и двести лет жизни по уложению князя Андрея сделали свое дело.

– Значит, вы не сторонник партии графа Тихвинского?

– Я верный слуга князя, – наставительно произнес барон, – и все мои помыслы об исполнении его указаний с наивысшим тщанием.

– И все же, вы симпатизируете второй партии? – настаивал Петр.

– Как тебе сказать, – покачал головой Оладьин. – Моя тетушка, родная сестра отца, – супруга Макторга.

– Значит, назначив вас наместником Эстляндии, – произнес Петр, – князь фактически поддержал вторую партию?

– В этом вопросе – да, – кивнул барон. – Впрочем, это ничего не означает. Ведь граф Тихвинский – кузен князя по материнской линии. А династические связи так просто списаны со счетов быть не могут.

– Значит, пока жив князь, этот баланс сил сохранится?

– Только пока жив князь, увы, – протянул Оладьин. – Дай ему Бог долгие лета.

– Что вы имеете в виду? – уточнил Петр.

– Наследник не столь силен духом, – вздохнул барон. – И, будем говорить честно, не столь умен, как наш нынешний правитель. Других же наследников мужского пола у князя пока нет.

– А кто унаследует трон, если и наследник, не дай Бог, сойдет в могилу, не оставив потомков? – поинтересовался Петр.