Шрифт:
Вздыхай, вздыхай, лежи недвижной глиной,
А рядом ножницы, что над Самсоном сонным
В лесу волос торжественно звенят:
(Попытки уничтожить силу – удвоенную силу возвратят!).
Венера мраморная меж колен, колонн –
Падет святыней, солнцем, выпотрошенной птицей,
А губы девы речь обрубят кораблекрушеньем напыщенных зрачков,
Куст яростный, где вместо перьев – пламя.
Умри же в перьях огненных, в пыланье
изрезанного неба упади,
Катайся с оглушенною землей,
иссохший, обворованный мой зверь:
Вскочи на ржущий свет из тьмы пещер –
И пустота останется в груди.
56. НА ГРУБОМ МОГИЛЬНОМ КАМНЕ
На грубом могильном камне
Я прочел ее две фамилии,
Под ними увидел и дату,
Когда она умерла,
Вот эта замужняя дева
В пробитой дождями деревне…
Это было как раз перед тем,
Когда я в материнской утробе
Мог услыхать впервые
Бормотание злых дождей
Над остывшим девичьим сердцем,
И увидеть в кривом зеркале
На лице зигзагами солнце,
Умиравшее вместе с ней,
Перед тем, как упасть ей в постель
Распустившимися волосами
На мужскую жесткую руку…
(Колокольных дождей язык
Отбивает время назад,
Сквозь отчаянье лет и смертей
В ту таинственную каморку,
Где младенец еще не возник!)
Мне потом мужики говорили:
Рыдала она о том,
Что, мол, руки обнажены,
И что так зацелованы губы –
До черноты запеклись,
И рыдала она – будто в родах, –
И корчилась в муках судорог,
И простыни раздирала,
Но из глаз вырывалась радость…
Так вот я в торопливом фильме
Видел встречу обезумевшей бабы
Со смертью на брачном ложе
Через тень рубежа родового,
Перепутанного с зачатьем,
Слышал каменные слова
Серой птицы с оббитым клювом,
Стерегущей ее могилу:
«Я спиной чуть коснулась постели,
Вся моя утроба взревела,
Я почувствовала в паденье,
Как меня пополам разрывала
Грубая голова…»
57. ТРИ ТОЩИХ МЕСЯЦА
Три тощих месяца
в большом кошельке моего тела, в проклятом
Брюхе этого года, в его богатом самодовольстве!
С горечью я тащу на проверку
мою нищету и мое ремесло:
Взять, дать – и всё?
Вернуть то, что было жадно дано, и в никуда унесло?
Вдувать фунты манны
росой назад в небо?
Да где там – работа слов!
Дар болтовни надеть на слепую палку языка –
получится помело…
Подобрать или нет что-то из сокровищ людских –
удовольствие лишь для смерти: в конце концов
Она-то сгребет все валюты любого дыхания любых творцов,
И вслепую, в дурной тьме
Утерянные тайны кое-как сумеет пересчитать.
Сдаться после этих трех месяцев?
Кто взял чужие мысли, тот заплатит молоху дважды!
Нет! Друиды в чащобе крови моей да будут затоплены
только моим собственным морем,
Если с неба взяв этот мир, спалю я его впустую!
Ибо долг мой – создать и обратно небу отдать.
58. СВЯТОЙ, КОТОРЫЙ, КАЖЕТСЯ, ВОТ-ВОТ
Святой, который, кажется, вот-вот
Как Люцифер или Адам, падет –
Когда все разноцветные равнины рая
Разрушены рожденьем:
Рожденье – есть изгнанье! Рай, прощай!
И всякий, кто рожден, взлетает на последней той волне,
Целуя призрачной одежды край
Своим воздушным змеям.
И песнь скалы, как будто песнь стены
Жилья отцовского, там на песке времен
Раскручена... Все глохнет от нее –
И колокольный звон,
И голосок шкатулки музыкальной,