Шрифт:
Мертвая жизнь дает мертвые всходы, и вот уже сквозь поверхность техиру тянутся черные ростки, металлическая поросль нового мира. Вращаются крошечные шестеренки, вытягивающие легкие лепестки алюминиевых соцветий, искрят пьезокристаллы, прогоняя по проводам стеблей импульсы псевдожизни.
Техиру отступает от нового оазиса, точнее - преображается вместе с ним, принимает его форму, наполняясь механическим содержанием расширяющейся мертвой вселенной.
Шестикрылый ангел парит над механическим урожаем, касается его черными руками и чувствует уколы новой жизни.
– Итиро прав, - говорит Азраил. Сверкающие цветы отражаются в его глазах.
– Они - совершенство!
12
– Смерть не знает ни места, ни времени, Агатами, - говорит Итиро, и Агатами теснее прижимается к нему.
– Смерть всегда неуместна и всегда безвременна. В этом ее предназначение.
– Зачем тебе нужная я?
– она касается губами его губ.
– Разве механическому ангелу будет ведома смерть?
– Нет. Смерти больше не будет. Ржавчина, распад, переплавка, расширение вселенной, взрывы звезд, мертвое и бессмысленное вращение ледяных тел, прямая стрела необратимой энтропии, где нет места тем, кто будет задавать глупые вопросы.
Итиро распахивает крылья, и вот они уже летят над угасающим миром, где в надвигающейся тьме робко поблескивают редкие искорки.
– Что это?
– спрашивает Агатами. Она чувствует в них нечто волнующее, притягивающее.
– Души, конечно же, души, моя милая Агатами. Те, что дожидаются возвращения в сфироты, где все они останутся навечно запечатанными.
– Значит, людей уже не будет?
– Агатами становится грустно.
– Нет, моя милая Агатами. Я больше не нуждаюсь в этой гипотезе. Мир может прекрасно существовать и без людей. Они исчезнут, но не грусти о них. Они будут счастливы и не заметят собственной пропажи.
– Не будет и меня?
Итиро нежно целует ее.
– Разве ты не привыкла к тому, что человек умирает каждый день, каждое мгновение? Разве так трудно осознать, что тот, кто просыпается утром в твоей оболочке, уже не ты сама? Это ведь тоже смерть, возможно еще более страшная и коварная, чем та, которая разрывает тело и душу.
– Мне страшно.
– Ангелу смерти не может быть страшно. Возьми меня за руку, и я покажу тебе всю красоту уходящей жизни...
...В доме полумрак. Спят люди. Обычный сон обычных людей. Маленькая девочка скинула жаркое одеяло и разметалась на матрасе. Агатами наклоняется над ней и узнает саму себя. Маленькая Агатами. Она беззащитна, но время ее еще не пришло. Однако здесь и сейчас уже много тех, чье время истекло, и Агатами также ясно видит их - пожилые и молодые, мужчины и женщины, которым пора утратить единство души и тела.
Смерть хитра. Она находится слева, на расстоянии вытянутой руки, и дедушка Пекка ее отлично видит. Он кивает ей, как старой знакомой, но Агатами закрывает ладонями лицо, траурные крылья обнимают ее.
– Что вы хотите?
– спокойно говорит дедушка, но слова его обращены не к ней.
– Простите, учитель, но нам приказано...
– человек склоняется в почтительном поклоне.
– Кто-то будет оставлен в живых?
– дедушка Пекка отвлекает убийц, и Агатами видит среди них тех, кто уйдет из жизни вместе с обитателями этого дома.
– Никто, учитель.
Дедушка Пекка с преувеличенной стариковской медлительностью, неуклюжестью поднимается с постели. Когда он встает, двое из тех, кто окружает его, уже находятся в объятиях ангела смерти.
– Что я должна с ними сделать?
– восклицает Агатами. Она смотрит, как ее помощница - агония щекочет их пятки, и умирающие смеются. Это смех, понимает Агатами, это только смех, то, что живые принимают за предсмертный хрип.
– Что я должна сделать?
– отчаянно вопрошает еще неопытная смерть, и ответ снисходит на нее.
Жизнь хранится в оболочке тела. Она заключена в нем, как вода заключена в сосуде. Смерть - и сосуд разбивается, жизнь теряет свою форму, она становится безграничной, она изливается щедрым потоком, и лишь ангел может насладиться ее вкусом.
Агатами пьет. Она прижимается клювом к трепещущим телам, все глубже вгрызается в них, отпихивая ногой назойливую агонию, требующую своей части добычи. Она глотает тягучий, пряный сок, втягивает сверкающую амальгаму, зачерпывает раскаленное серебро и злобно шипит на Итиро, который с усмешкой наблюдает за ее грехопадением.
Что я делаю?! Что я делаю?!
Это отвратительно, Агатами!!! Прекрати немедленно!!!
– Ты способная ученица, - говорит Бессердечный Принц.
– Я всегда вас уважал, госпожа, - кланяется дедушка Пекка, прижимая руки к окровавленной груди.
– Шевелись, старик!
– хохочут от веселой агонии безымянные убийцы.
Агатами падает на колени, упирается руками в окровавленный пол, где разбросаны куски человеческих тел, задирает голову к Черной Луне и жутко воет.
Люди, люди, люди, вереницы, толпы, океаны людей. Те, чья жизнь уже не умещается в кожаной оболочке, чье серебро и амальгама выплескивается в жадно раскрытый рот ангела смерти, а он семью печальными глазами обозревает прошлое и будущее...