– Проходи, Агатами, - заискивающе улыбается Иту.
– Проходи, Фумико.

Девочка лежит в ванне и спокойно смотрит на них. Она отмечена все той же печатью. Она печальна. Ее смуглое тело просвечивает сквозь синеву воды, короткие волосы намокли, и крошечные локоны расплылись по поверхности тонкими ресничками.

Агатами садится на край ванны и смотрит на Фумико. В ангеле смерти нет ни злобы, ни мести, ни любви. Азраил холоден, и все вокруг него приобретает льдистую, кристальную чистоту. Девочки мерзнут, теплое дыхание пытается согреть окружающий воздух, но лишь иней оседает на поверхности зеркала.

Азраил берет Фумико за плечи и прижимает к себе, антрацитовые крылья опахивают стылым ветром рыдающую девочку, но все уже решено. Все давно решено и записано на скрижалях судьбы.

– Читай, Фумико, читай, - говорит Азраил, но крупные слезы текут по щекам девочки, надпись расплывается, и тогда Агатами говорит:

– Здесь написано, что ты, Фумико, убьешь своих подруг Иту и Дору, а затем покончишь жизнь самоубийством. Такова судьба, Фумико, и душа твоя всегда знала о столь печальном исходе.

Фумико опускается на колени, прижимается лбом к краю ванны. Она оплакивает себя и своих подруг, плечи ее сотрясаются в рыданиях, но Агатами безжалостна.

– Сделай это, Фумико, - шепчет она на ухо девочке.
– Сделай то, что ты должна сделать.

– Сделай это, - шепчет Иту, и мокрой рукой гладит свою подругу по голове.

Пальцы растопырены и дрожат, глаза распахнуты, но ничего не видят в мельтешении брызг. Над водой только руки и ноги Иту, они бьются, расплескивают воду, но вот движения затихают, последние пузырьки выплывают из открытого рта, как крохотные рыбки из своего убежища.

Вкус юной жизни свеж и приятен. Он переполнен неизрасходованной радостью, в нем почти нет горечи печали, а горчинка первой любви лишь придает ей особенный вкус.

Азраил поднимает легкое нагое тело, крупные капли скатываются по гладкой коже, и только на шее проступают багровые пятна, сквозь которые ангел смерти и высосал еще одну жизнь.

– Я сам отнесу тебя, прекрасное дитя, - говорит он Иту и целует ее в неподвижные, ледяные губы. Агатами трогает Фумико за плечо и вкладывает в ее обречено протянутую руку раскрытую бритву.

Лезвие туманиться, оно притягивает, оно изготовилось, и ничто не удержит его от обещанного пиршества. Есть в отточенной стали какая-то загадка, странное притяжение, которое ведомо тем, кто часто держит ее в руках. Оно словно притягивается обнаженной кожей, как будто тело тоскует по тайне, что скрыта в холодном оружии.

Дора чувствует его зов. Она не противится ему. Девочка сидит за столом перед "Нави", и глубокая синева экрана освещает ее белые запястья. Как крошечные реки бьются под тонкой кожей вены, кровь предвкушает освобождение, и Фумико наносит первый удар.

Бритва с хрустом впивается в руку, вскрытые вены сыто отплевывают густую жидкость, и она растекается по экрану черными кляксами.

Дора вздрагивает от холодного касания сжатых в нить мертвых губ. Но в ней нет страха. Она продолжает спокойно сидеть и ждать.

– Ты - умница, - шепчет ей Агатами, - ты - умница, Дора.

Даже ангел смерти порой может быть ласков и полон любви. Кому как не смерти любить жизнь?

Фумико закусывает губу, струйка крови стекает по подбородку, мокрые и липкие пятна усеивают ее рубашку. Она заносит бритву и опускает ее на другое запястье. Рана жадно открывается, как пресыщенные уста, и извергает новый фонтан.

Ноги девочки подгибаются, но Агатами поддерживает ее.

– Ты должна сделать все до конца, Фумико, - строго говорит ангел смерти.
– Сейчас ты мое верное орудие, а орудие смерти всегда надежно и безжалостно. Постарайся, постарайся, моя умница, - Агатами смягчается и целует девочку в шею. Отнюдь не целомудренный поцелуй. Любовный. Смерть и ее орудие - всегда любовники.

Фумико отчаянно бьет по ненавистным рукам ненавистной бритвой. Последние штрихи на жизни молчаливой Доры. Но она не в обиде. Все должно быть сделано так, как должно. Дора всегда являла собой образец смирения, поэтому Азраил позволяет себе крохотную каплю милосердия.

Он поднимает девочку со стула и ведет ее к двери. Кровь стекает по пальцам и оставляет на полу прерывистый след.

– Иди, Дора, иди, - подталкивает ее Азраил, но Дора колеблется. Ей кажется, что ее место здесь, рядом с Фумико, ведь так ужасно страшно умирать в одиночестве.

Тогда Агатами берет ее за руки, подносит к губам изрезанные запястья и целует каждую рану, накладывая временную печать. От ледяных губ замерзают пульсирующие кровавые родники, и Дора делает шаг назад, в темноту коридора. Агатами прикрывает дверь.