— Так и есть, — сказал Рольф, наклонившись, — гляньте!

В его руках оказались два куска полотна. Оба — в крови. На одном был вышит узор — ряд кустов, на другом — листья папоротника. Судя по тому, что трупов в обрывках одежд с кустами было больше, враждебное племя носило на одеждах папоротник.

Племя победителей.

Дарин уже почти покинул занавес, как услышал голос Снорри.

— Опять ты. Мы тебя однажды убили в горах. Так тебе и надо. Снова.

Сын Фундина обернулся.

Снорри опустился на корточки перед молодой цвергой, которая лежала, раскинув ноги, в луже тёмно-багрового цвета. Наклонился к ней, пристально заглядывая в остекленевшие от боли глаза.

Потом встал и хрипло добавил:

— Думается мне, не пришлось тебе жаловаться на мужа, желтоглазая сука…

И смачно плюнул в мёртвое лицо. Стоял, наклонив голову, точно птица, и наблюдал, как его плевок стекает по грязной щеке убитой. На губах пивовара блуждала дикая улыбка.

Не помня себя, Дарин подскочил к безумцу, отбросив трость-клевец, — и вот они уже лежат в помоях и грязи, катаются, душат друг друга, хрипят, исходя пеной, точно бешеные псы…

Их насилу разняли. Снорри едко улыбался и спрашивал: "Что, обидно за сучку?", Дэор и Рольф бродили по разоренному поселению, переговариваясь о чём-то, Корд'аэн ждал снаружи, предпочитая теперь мокнуть. А Борин стоял и смотрел на останки пиршества ярости, смотрел окаменевшими глазами… И в сердце его уже рождались слова, складывались кённинги… И срывались с непослушных губ, и голос глухо и хрипло звучал из развёрстой словосокровищницы над полем недавнего боя:

Затем посмотрел на кусок неба в порванном навесе и грустно добавил:

Так сказал он вису на гибель неведомого рода кирлингов. Конечно, то были чужаки и враги. Но смерть стоит слова.

— Хорошо сказано, — Тидрек похлопал скальда по плечу.

А Дэор добавил:

— Мало нам удачи будет ночевать здесь…

Они шли в безмолвии, точно мертвецы, точно призраки, точно тени. Только Снорри ухмылялся и потирал руки.

А кённинги Борина-скальда ещё звучали над усыпальницей, где враги и друзья заснули в обнимку вечным сном…

— Дарин, паршивая ты овца, — буркнул Тидрек, — всё настроение испортил.

— Кому испортил — тому испортил, — возразил Дэор. — Дверги, я так понимаю, свининой побрезгуют.

— Отчего ж брезговать? — удивился Эльри. — Рольф, скажи-ка, как бы нам заполучить вепрятины на ужин? Я такой, что съел бы целого кабана. И не стошнило бы.

— Ай, чтоб тебя! Поросячья тварь! Эльри, помогай! — вопил Рольф.

— Н-на! — крикнул Эльри, опуская секиру. — Хороша добыча!

Это был уже третий свин, добытый горе-охотниками. Первых двух раздобыть оказалось нетрудно. Тидрек, Борин и Дарин сперва облазили кусты в поисках улиток, которым предстояло стать приманкой. Слизней завернули в тряпицу и отнесли к соседней грибной "роще" — Асклинг заметил там следы свиных копытец, но сам отказался участвовать в охоте. Затем Корд'аэн приготовил отвар из каких-то местных коричневых грибов и повелел Дэору, Эльри и Рольфу натереться им, чтобы заглушить запах. Рольф поупирался, но под угрозой быть связанным и в бездвижии наблюдать за ужином остальных, захлебываясь слюною, всё же согласился. Улиток положили на опушке рощицы, Эльри спрятался в кустах неподалеку, как и Рольф, а сам Дэор засел между трёх стволов березы и взял наизготовку лук. Первого свина выцелил в глаз, наповал, тот и хрюкнуть не успел. Второму лишь оцарапал подбородок, и в ответ хлынул ливень иголок, действительно похожих на перья. До укрытия Дэора они так и не достали — однако самого "пернатого" отлично достал Эльри, выпрыгнувший из кустов.

На третьего бросился Рольф, едва заслышав шуршание в зарослях. Занес над головой топор, поскользнулся — и упал в грязь, сам становясь жертвой… Перепуганный вепрь ринулся на него, орошая перьями и целя клыками в живот. Дэор всадил ему стрелу в загривок, Эльри обрушил секиру на ребра, но клыкач всё же достал Рольфа в бедро. Рольф успокоил его, разрубив рыло топором, а Эльри добил, сокрушив хребет.

Пока друид вытаскивал из Рольфа колючки, остальные разделывали и коптили добычу. Вскоре стало ясно, что прокоптить как следует не удастся: сыро. Нажарили себе на ужин, остальное решили нести как есть.

Дэор напластал мясо тонкими ломтиками и запёк в угольях. У Корда нашлись пахучие орешки, так что никому не пришлось жаловаться на ужин. Потом всех потянуло в сон. Однако Корд'аэн вдруг раскричался, начал размахивать посохом, похожий на престарелого пастуха в окружении туповатых овец. Путники принялись ворчать, но однако собрали скудные пожитки и покинули сухую уютную "рощу".

…Дождь всё лил слёзы над Долиной Алого Корня. Небо оплакивало эту землю — землю, не ведавшую песен и сказок, землю, где соплеменники заживо пожирают друг друга, землю, где в сердца пророс Алый Корень, кровавый корень древней злобы…