— Я тоже! — зарычал Эльри. — Я дрался не только с дерьмоедами из Песков, но и с красными ормингами, и с чёрными, а то бойцы каких поискать! И ещё меня прозвали Убийцей Щенков, и я доберусь до твоих милых котяток!

От тех его слов меня пробрал озноб. Из глаз Эльри смотрел настоящий дракон, чудовище, волк, что радуется крови.

А Тидрек молвил:

— У меня есть резцы из когтей финнгалка! Да, я сам их вырвал из живой лапы! Так что не смей даже думать о вашей любимой игре в загадки!

И злые слёзы блестели на его глазах, срывались, падали на поверженного деревянного друга…

Видно, мы пришли сюда за потерями.

Финнгалк распрямился — и ударил крыльями, целя жалом в Корда. Дэор схватился за лук, запела тетива, стрела впилась в шкуру, но зверь только морщился, несясь к цели.

— Дохлое дело, — посоветовал Эльри. — У них раны заживают мгновенно, бей в глаза.

— Легко говорить! — зло бросил охотник.

Корд'аэн издал дикий, пронзительно-хриплый вопль, ударил посохом оземь, и навстречу финнгалку выскочил здоровенный серый пёс с белым пятном на груди. Звери сшиблись, упали на камни и принялись терзать друг друга.

— Славный пёсик, — слабо проговорил Асклинг. — На нашего Элька похож…

Тидрек склонился над бочонком, улыбаясь сквозь слезы.

— Жив, засранец ясеневый? — и обнял своего странного, но дорогого друга.

— Больно… больно забывать… — простонал тот.

Аллиэ шагала прямиком к Асклингу, поигрывая волосяным кнутом, улыбаясь, как багровое солнце. Солнце пожаров, голода и чумы. Холодное солнце последнего часа.

— У меня есть для тебя слова, — солнце остановилось, словно кровь в неживом сердце. — Выслушай, а потом уйди или умри.

— Говори, — прошептал Тидрек, но сердце его было закрыто.

— Я была на Альстее. Я выполнила свою часть договора. Родичи Тиримо дали согласие на вашу свадьбу. Но Ласточка улетела в другое гнездо. И тут мы не властны. Есть один способ…

— Хватит! — гневно перебил Тидрек. — Я помню наш последний разговор! Я говорил уже, и скажу еще раз: сын Хильдара не станет пить кровь и пепел из Чёрной Чаши, кровь любимой и пепел ясеневого идола! И Ласточка не станет пить это зелье. Я не стану поить её дрянью, и знаешь, почему? Пусть я — слепец и раб. Но она пусть будет свободна.

— Тогда ты взойдёшь на костёр, — проронила Аллиэ.

— Тьфу, — Тидрек улыбнулся ледяным дождем. — Всего-то…

— Пепел к пеплу, — чародейка раскрыла ладонь. — Тидрек… ты горишь.

Пламя взвилось над ним, но он не заметил. В его руке сверкнул роскошный кинжал с розой в хьяльте. Лезвие кровожадно облизнулось. И пламя опало, и чародейка отступила, побледнев.

— Она вернула… — непонимание и страх, зелёные волны…

— Дроттегьёф нельзя отдать, — Тидрек шагнул навстречу Аллиэ. — Мир жесток. Прости.

Одновременно к ней рванулись Борин и Дарин. Эльри и Дэор кружили возле финнгалка и наносили редкие, но страшные удары, помогая псу прикончить кошку. Мне подумалось, что котята не дождутся маму. Я старался справится с головокружением и слабостью. Ноги не держали, руки тряслись. Меня тошнило. Не то было под стенами нашего борга в Норгарде. Совсем не то. Там мы защищали свою землю. А тут?..

Я опустился на колени и благополучно вырвал.

А когда поднял глаза, ужаснулся.

Ибо Корд'аэн и Дейрах стояли очень близко и смотрели друг на друга. Стояли тысячу лет и страшно молчали. И воздух между ними с гулом сворачивался в тугие вихри. И не могло быть мира между двумя парами глаз.

А потом они одновременно, тихо и сладко-ненавистно проговорили:

— Наконец-то!..

Я закрыл глаза. Две луны с грохотом сошлись на одном небосводе. Месяц изведал силу свою.

Воздух выл, истязаемый плетью, что Аллиэ сплела из собственных волос. Во все стороны летели искры и снежинки. Багровая туча окутала её, и тени метались внутри облака пламени. Слова заклинания пронзали небо и землю. Кнут врезался в двергов, рассекая кожу и одежду, повергая наземь.

Вот упал, хватаясь за кровоточащую рану, Борин, и одежда его тут же занялась пламенем. Вот звонко закричал Дарин, зажимая бок, рухнул, встал, снова упал на колено, будто хотел присягнуть на верность гордой Аллиэ О'Кирелл. Кровь его застыла вишнёвым льдом, края раны, складки одежды смёрзлись, князь штолен покрылся инеем, белой изморозью, застыл ледяным изваянием. Тидрек же просто стоял и улыбался. Кровь густо лилась с разбитой головы на две половинки тирольки, рассечённой ударом хлыста. Он стоял и безумно хихикал, глядя пустыми глазами на полыхающее пламя в глазах ведьмы.