Альварсон Хаген
Шрифт:
А где-то далеко, за пеленой мёртвых туч, алело драгоценное солнце, жаркое, прекрасное и такое родное!
И таяли чары Змеиных Зубов. Призраки, в чьих глазах застыло чёрное сияние пустоши, не могли выдержать слов Борина и огневеющих взглядов героев. Призраки стонали, плакали и уходили в землю, в камни, в скалы, и умолкали их голоса.
Борин заметил свою матушку Асвейг, но решил, что ему просто показалось.
А Тор увидел своего младшего сына Торина Кирку, хоть он и погиб не в этих горах. Увидел — и просто безмолвно кивнул. Но в его древних глазах крошился серый гранит. Торин кивнул отцу в ответ — и растаял.
И Тор позволил себе облегчённо вздохнуть.
А затем ветер завертелся, закружился соколом — и разметал противный туман, разрывая колдовской покров, расплетая горные тропы. Двое — дед и внук, живая легенда и юный хранитель легенд — гордо ступили на вершину. От высоты захватывало дух. А покорённые горы пристыжёно расстилались под ногами. Зубы Дракона были повержены во прах. То, что не удалось самому Тэору Громовержцу, сделал маленький Борин из рода Хёльтура.
— А и верно, не слишком высоко, — заметил внук хрипло.
— Славно, что ты это увидел, — засмеялся Тор.
И они пошли вниз.
Борин снова говорил, путая героев и сказки, сочиняя по ходу повести что-то своё. Но речь его становилась всё ярче, ритмичнее, живее. Она завораживала. Словно пламя восхода, словно бурные волны, словно музыка сердца. Даже ворчун Тор это чувствовал. Ему хотелось смеяться и плакать.
Злую шутку сыграли с ним горы.
Они стояли на тракте, что вёл в пещеру Медноголового.
— Хо-хо, — сказал, ухмыляясь, Тор. — Давно мне никто не делал таких достойных подарков, как ты, внук мой! Знать, выйдет толк…
— Не ты ли говорил, что достойные должны приносить друг другу дары?
— Пойдём, хитрец!
И они застучали подкованными подошвами башмаков, радуясь каждый своим мыслям. Горы открыли сердце внука своим ветрам, превратили безусого мальчишку в юного скальда. Тор радовался его свету и огню, но его безмерно печалило, что некому в роду Высокого Дома продолжить его дело.
4
Асфель почти не удивился, увидев Тора в обществе внука. Королевский посланник выехал на несколько дней раньше, потому они встретились на тракте к пещере Медноголового. Асфель о той пещере не знал. Он просто подъехал поприветствовать старика.
— Я гляжу, ты недолго собирался, мастер Тор! — слезая с коня, сказал Асфель.
— Я выполняю обещанное, — сухо ответил сын Хрофта, и добавил с ухмылкой, — жаль, однако, что ты не пошёл с нами через Драккетар!
Асфель улыбнулся, но как-то неуверенно, смутно. Так он улыбался тем, кто шутил о мертвецах, демонах и чернокнижии. Кто веселился на похоронах.
— А что, изволь спросить, было весело?
— О, весьма. Подтвердилась твоя похвала этому разбойнику.
— Вот уж не знаю, радоваться иль нет, — усмехнулся Асфель. — Тебе, мастер Тор, не слишком пришлась по нраву та похвала, как мне помнится.
— Ты — честный человек, — пожал плечами Тор. — Я тоже честный, потому скажу, чтоб все знали: я принимаю решение, которое примет мой внук. А впрочем, пока это всё досужие разговоры…
— А ты что скажешь? — спросил Борина посланник.
"Разбойник" раскраснелся от смущения, растерялся и брякнул первое, что пришло на язык:
— Господин Асфель, а пойдемте с нами! К Медноголовому!
Асфель посмотрел на Борина… потом — на его деда… потом — снова на Борина… Он видел смех, что расцветал на их губах. Сколь смешон был он, Асфель Стерман, незаменимый человек Его Величества Аэдгара, короля Алмара, в своей подозрительности и своём неверии. Его не разыгрывали. Видно, Медноголовый был не только сказкой. Эти двое, что прошли по горам чёрного солнца, по тропе призраков, через перевал мёртвых, — они звали его, чужака, в легенду.
Асфель был скверным помощником королю.
Он согласился.
Впрочем, тут надобно сказать, что легенда его обманула — как и прочих.
Подземелье освещалось бледными холодными огнями и зеркалами. Тор посмеивался в бороду, глядя на своего внука и королевского посла. Оба, с одинаковыми глазами, восхищенно пялились на мир вокруг, переглядывались, и были похожи, точно двое ребятишек. Для старика, впрочем, так и было.
Медноголовый оказался длинным змеем, местами ржавым, с облезшей краской. Голова его тускло алела во тьме, а глаза — два огромных шара, собранные из самоцветов — мерцали, как далекие звезды. Он не спрашивал, куда доставить путников. Не спрашивал, зачем тут человек из народа Верольд. Он просто широко разинул пасть и проглотил троих. Борину было очень его жаль. Это была печальная сказка. Первая в его жизни.