– Фирмово, а песня отпадная! Влад отколол для тебя приличный номерок. По-здравляю со шлягером!
– восторгался Валера.

И тут на экране появился Чикин. Ведущий спросил у него верит ли он в буду-щее нашей эстрады или, как известный и искушенный обозреватель, поставил на ней большущий крест. Чикин сказал, что надежды у него есть, и выступление Вики Ермолиной тому пример... Он заметил при этом, что Вике, можно сказать, повезло, в эти дни она успешно выступает на Украине с такой командой как "Супер". А Распутин не выпустит на сцену рядом с собой лишь бы кого. Сердце мое сжалось в предчувст-вии: он сказал об этом не случайно. Конечно...

– Между прочим, наш редакционный телефон не смолкает от вопросов - что случилось с Распутиным? Вы не знаете?

– Знаю. Нашу редакцию тоже атакуют фанаты этой группы. Я могу сказать, что ничего страшного не случилось. Я поинтересовался в прокуратуре. Мне ответили, что возбуждено уголовное дело. Речь идет о крупных хищениях... Но это лишь предварительные данные. А Распутин, как я уже сказал, гастролирует ...

Дальше Чикин о чем-то принялся рассуждать, конечно же, сказал о группе "Ах!", подчеркнул, что это открытие сезона, но дальше я не слушала... Мы сидели молча. Наконец, Валера сказал:

– Я так и думал. Опять Чикин: Тебе, конечно, реклама, а ему:

Не хотелось ни есть, ни пить.

– Не переживай, - сказала Марина.
– Ты здесь не при чем. А Распутину на все это наплевать. Я уверена, потреплют немного нервы и успокоятся.

Я посидела у них еще немного и ушла к себе. Примерно с час я провалялась в постели, но так и не могла уснуть. Приняла горячий душ и выпила снотворное - скользкую, продолговатую таблетку. Ночью мне приснился Распутин. Он стоял на сцене и плакал. Толпа фанатов ревела и швыряла в него яйца. Он весь был в желтых подтеках.

– Нужно идти тебе, - Марина подталкивала меня к сцене.
– Ты должна выручить его.

Но я стояла, как вкопанная, и не могла сделать ни шагу.

глава 10

Алексей Распутин

Я лежу и слушаю звуки вокруг. Они то отдаляются, то приближаются - трескот-ня машин, шум ветра и дождя, стук собственного сердца, то очень резкий, гулкий, то замирающий. Я валяюсь на диване с самого утра, вернее, с ночи, когда внезапно очнулся от какого-то неясного сна и начал пристально вглядываться в темноту, словно пытаясь что-то разглядеть в ней. Я поднялся один только раз, уже под самое утро, чтобы выключить телефон и проверить, надежно ли закрыта дверь. И снова упал на широкий холодный диван. Мне казалось, что я лежу и чего-то жду, хотя времени для меня не существует, я не смотрю на часы, я не чувствую никаких желаний, тело мое с каждой минутой каменеет, все сильнее вдавливаясь в диван. Быть может, все вот так и происходило с ним и с миллионами других. Хотя нет, у него не было никакой причины ждать конца, он хотел жить, да и жил он неплохо. Его наверняка любили женщины, у него постоянно водились деньги, он мог себе многое позволить - модно одеваться, выпивать с друзьями, кататься на своей машине. Я лежу и пытаюсь заговорить с ним, спросить, видел ли он в последние минуты мои глаза, окружающие его все плотнее, чувствовал ли неясную, неведомую силу, бросающую его в вечное небытие? А может, перед ним явился тот самый мифичный тоннель (я много раз читал о нем), в котором раздается ужасающий грохот, выхватывающий душу из тела, швыряющий ее в невесомость? Но он молчал, я только видел его шагающим по беговой дорожке следом за породистой, крутобедрой женщиной, у меня не было никакого шипения в груди, я не мог допустить его появления (да черт с ним, выехал на беговую дорожку - и ладно!), но было поздно: лишь мог вспоминать его...

Я слышал шаги за дверью, потом стук, сперва несмелый, затем через несколько минут все более сильный.

Я слышал голос Автандила. Он говорил кому-то:

– Нельзя было оставлять его одного.

– Не волнуйся - он спит, - отвечал кто-то.

– Он в диком состоянии... Как мы могли оставить его одного?
– повторял Автандил.

Почему он здесь, я ведь сказал срочно улетать в Москву ему надо позвонить по самым разным телефонам, встретиться с людьми, на которых я могу рассчитывать. Но кто они?.. Я слабо представлял это себе. Но постепенно постукивания в дверь переставали быть бесконечными, безразличными звуками. Мозг просыпался. Ладно, пусть они войдут еще раз. Автандил не успокоится, даже если ему придется через некоторое время взломать дверь. Так и есть, я слышу его голос:

– Распутин, я прошу тебя, открой. Есть срочный разговор. Хватит спать, уже двенадцатый час.

И снова стук. Я поднимаюсь, меня покачивает. Я открываю дверь и слышу вос-клицание Автандила:

– Боже, на кого ты похож?! Ты пил?

Я ничего не отвечаю, я ухожу от него и снова падаю на диван. Он садится рядом.

– Сейчас принесут кофе и завтрак.

Я молчу.

– Я надеюсь, ты не собираешься отменять концерт?

Я снова молчу.

– Прибегал кооператор. Звонили из обкома, сказали, чтобы концерты не преры-вали. В городе и так напряженная обстановка. Жрать нечего, исчез бензин...

– Я пытался поговорить с ним, но он ничего не рассказал! Представляешь, ровным счетом ничего. Я не могу понять, что могло произойти с ним. Он был сильным. Ты помнишь?

Автандил отодвинулся от меня.

– Ты о ком, Распутин?

– О шофере с "Запорожца"... Ничего не рассказал. Я долго его расспрашивал.

– Боже мой!
– Автандил всплеснул руками.
– Надо вызывать врача.

– Пошел ты...
– я произнес крепкое словцо.
– Ты ничего не понимаешь. Дурак, как и все остальные...

– Я понимаю, что ты живешь среди кошмаров, а сейчас надо собраться как следует. Сам знаешь, предстоит нелегкое...

– У него все нелегкое позади, ему на все наплевать. Хорошо ведь?

– Хорошо, ему очень хорошо. Хочешь, я принесу тебе пистолет? Здесь их про-дают недорого, каких-нибудь две штуки - и ты тоже будешь счастлив.