– У меня два билета в "Пхеньян". Немного отдохнем. Дома все уладил ...

Рисуется, гад, передо мной, как может, показывает свое величие вот таким образом, но я спокоен, мне хочется плюнуть ему в толстую, тупую рожу и вернуться побыстрее к Джалиле.

Он берет лист бумаги, закладывает его в машинку.

– Итак, Распутин, начнем с установочных данных: фамилия, имя, год рожде-ния...

Я отвечаю на все его вопросы, он неумело стучит на машинке. И вдруг:

– Послушай, Алексей... Подпитал бы меня вашей кассеткой. Я люблю вас послу-шать... Особенно вечерком, после трудной работы, встреч со всеми этими преступниками... Ну и, конечно, Муромова, Леонтьева. А рок не люблю... Доклады и справки о нашей черной жизни. Никакой музыки... А к тебе у меня парочка вопросов по Автандилу. Ну зачем ему было делать фальшивые телеграммы о смерти, ясно, что билеты трудно добыть, а вы все летаете, летаете, зарабатываете деньги, билеты нужны...

Я чувствую, как проходит злоба на него и наступает ужасная усталость. Вот в чем, оказывается, дело, какие-то мелочи. Телеграммы... Во-первых, докажи, а во-вторых - за это не сажают в тюрьму... Мне делается совсем легко, от прежних страхов ничего не остается.

– Я ничего об этом не знаю. Могу сказать только, что Автандил давно у меня работает. Он честный парень...

Он что-то печатает, потом протягивает мне лист бумаги и говорит:

– На вот, подпиши и можешь идти... Только принеси кассету.

Я подписываю, поднимаюсь и иду к двери. И вдруг слышу:

– Постой-ка, Алексей... Извини, надо отметить пропуск...

– Я не брал никакого пропуска...

– Тогда один вопросик...

Я подхожу к столу.

– Ладно, парень... Пошутили и хватит.. У меня есть одна очень серьезная бумага. Денег ты набрал многовато, и делиться с фондом не хотел. Все в свой карман. Неплохо, конечно... Но ты обо мне не слыхал. Жаль. Если бы слыхал, то прекрасно знал бы - от меня один путь. Только в "матросскую тишину". Еще никто не ушел гулять. Все только туда. И ты пойдешь. Я тебе гарантирую... Вот сейчас вызову конвой ...

Я сел на стул и старался не смотреть на него.

– Меня не интересуют ваши бумаги. Я и мои ребята ни в чем не виноваты.

– Расскажи об этом своей бабушке. Ты будешь сидеть долго, петь больше не захочешь, я не таких обламывал...

И тут зазвонил телефон, он на него с ненавистью глянул, мол, отрывают от работы.

– Ты у меня подпишешь все, что я скажу, - говорит он и снимает трубку, внимательно слушает и лицо его на глазах сереет: - Как это могло случиться... Где была охрана, кто позволил?!

Его лицо наливается кровью:

– Да их всех надо, до одного ... Я иду к прокурору.

Он швыряет трубку и садится на свой "антикварный" стул.

– Твой идиот ... Этот, как его, Автандил, перерезал себе вены. Иди и жди вызова...

Но я не могу встать.

– Что с ним?

– Не волнуйся, откачают...

Я поднимаюсь и иду по длинному коридору, наталкиваясь на каких-то людей. Выхожу на улицу и оказываюсь в безвоздушном пространстве. Перед моими глазами - Автандил, истекающий кровью...

глава 11

Юрий Чикин

Я не случайно наблюдал за знакомой компашкой на первом концерте группы "Ах!" - я знал ее очень хорошо, у меня был давний опыт, да такой, что Жеке его уже никогда не приобрести.

Как-то я попал в сочинскую "Жемчужину" (три штуки за двадцать четыре дня - и чувствуешь себя последним нищим), лежал на пляже и наблюдал, как играют в карты матерые мафиози. Отличить их от других, тоже людей далеко не случайных, можно было мгновенно - толстенные золотые цепи на груди, | перстни и часы "Ролекс". Куча денег (иногда банк доходил до сотни тысяч рублей) исчезала мгновенно, затем снова появлялась, и все это напоминало какой-то невообразимый сон. Никто; из проигравших не переживал, ко всему относились спокойно, -к тому же у каждого были свои болельщики, они сидели за спинами игроков, подсказыва-ли или помогали тут же, не отходя, рассчитаться невезучему. Когда я устал наблюдать за игрой и незаметно для себя задремал, у меня за спиной появилось: несколько молодых - судя по голосам - людей. Они говорили о музыке, взаимоотношениях различных тусовок, в основном роковых. Я узнал голоса нескольких известных рокеров. Они были уже давно не в фаворе, за роком тянулись немногие, но кое-где еще собирали поклонников "металла" и могли позволить себе раз в год пожить в "Жемчужине". Они жаловались друг другу на неважную жизнь, и тут один из них сказал, что теперь никуда не пробиться, даже Чикин остро почувствовал конъюнктуру и собирает дань не с рокеров, а с поп-музыкантов, не гнушаясь при этом самыми мелкими особями, которых и музыкантами не назовешь. Второй с ним не очень-то согласился, он сказал, что недавно сунул Чикину (то есть мне) приличный пакетик, и я тут же вспомнил об их группе. Еще он добавил, что, конечно же, с других я собираю суммы поприличнее, и реклама в газетах идет соответственная. Они коснулись не только моей персоны, а также некоторых телевизионщиков, которые "потеряли совесть", но меня это уже мало волновало, я почти с головой зарылся в песок, оставив наверху лишь свои полосатые, купленные в парижском "тати", плавки. Меня охватил ужас - трепаться об этом они могут не только на пляже, а в любом месте, в том числе и в кабинете следователя. После этого я несколько месяцев не высовывался, отказался даже от нескольких гонораров, ясное дело, не от бухгалтерских, а от героев своих публикаций. Но вскоре нужда так прижала, что я потихоньку осмелел и снова принялся собирать дань. Старался действовать более осмотрительно, внимательно приглядываясь к своим клиентам, ни одного из них я не подвел, и они могли быть вполне счастливы.

Сейчас, Слава богу, пошла совсем другая полоса, но меня пугал Жека. Он делался все более самоуверенным, деньги текли рекой - мы прокатили "Ах!" по Сибири, Закавказью,Прибалтике. И каждое выступление сопровожда-лось информацией, в' газетах, по телевидению. Я постоянно напоминал Жеке, чтобы он повнимательнее смотрел за девчонками, у них начиналась звездная болезнь. Но Жека отмахивался: все, мол, в полном порядке, они у меня в руках, души во мне не чают, во всем доверяют и не имеют никаких секретов. А я постоянно вспоминал об акулах, побывавших на первом концерте, и теперь уже постоянно "тершихся возле "Ах!". Жека говорил, что я полнейший перестраховщик, сейчас моя главная задача - подсчитывать бабки, а девушки от нас никуда не денутся. Главное -использовать момент, когда трясут Распутина и его команду, и не выпускать "Ах!" со страниц газет и экранов телевидения. Я был убежден, что Распутин выпутается, но это не так важно, время уйдет, гастролей у него почти нет, на телевидении он отсутствует, даже Евгения Федоровна говорит о нем в прошедшем дремени. Пройдет несколько месяцев - и о нем все забудут. Но у меня не было Жекиной эйфории, пацанкам еще надо работать и работать.