– Я не об этом. Его человек звонил мне и расспрашивал о тебе. Мне кажется, они что-то готовят. Я думаю, они будут пытаться использовать меня...

Я внимательно на нее глянул.

– Спасибо, но все это не имеет никакого значения. Или я выкарабкаюсь, или... Но я тебе благодарен. И за эту ночь, и за информацию. Она мне может пригодиться.

Как только она вышла, я принял решение: сегодня же лечу в Москву. Я должен быть там и больше нигде. Концерты закончат сами. Откладывать встречу со следователем не имеет никакого смысла. Я сказал своим, что улетаю, и через час был уже в аэропорту. Я не взял с собой охранников и вез деньги в обычном полиэтиленовом пакете. Будь что будет - я не должен отсиживаться... Прямо из аэропорта я поехал к Джалиле. От, моего вида она ахнула:

– Ты выглядишь и больным, и усталым.

– Я болен, и я устал...

– Ты меня превратно понял. Ты взял и напился. От тебя разит за полкиломет-ра...

– Это неважно. Я бросил все и уехал. Не могу больше, не выдерживаю. Мне страшно, сердце дрожит, как у зайца.

– Сейчас ты придешь в себя, забудешь обо всем на свете ...

Она приготовила кофе, мы сидели в ее огромной кухне и почти не разговарива-ли. Наконец она сказала:

– Пошли.

Мы оказались в китайской гостиной, Джалила уложила меня на широкий диван, присела рядом.

– Закрой глаза, старайся ни о чем не думать...

Я увидел, как ее тонкие пальцы взвились над моим лицом, телом, мне сразу сделалось тепло, меня раскачивало на волнах, убаюкивало, я избавлялся от тяжести в каждой клетке своего тела. Я слышал сквозь невидимую толщу ее отдаляющийся голос:

– Тебе легко, ты уверен в себе, ты очень спокоен. У тебя все в порядке, злые люди бессильны перед тобой, ты легко совладаешь с обстоятельствами.

Потом я куда-то ехал (или летел), навстречу мне рвались мягкие воздушные потоки, они поднимали меня все выше, наполняли легкие...

Когда я открыл глаза, она дремала в кресле напротив. На ней был тонкий шелковый халат, приоткрывающий ее длинные ноги... Боже почему она почти раздета, ведь на ней был совсем другой костюм - мягкая кашмирская шерсть, золотые цветы, на ногах - черные колготки. Мне кажется, что передо мной видение, я снова закрываю глаза, на некоторое время забываюсь, снова просыпаюсь и вижу ее в таком же положении - тонкие, неземные ладони сложены на груди, голова откинута набок. На ее лице усталость, во время своих сеансов она ужасно устает, почти не остается сил, ее энергия уходит и долго не восстанавливается. Вероятно, она переоделась, чтобы уйти спать, но силы покинули ее, и она осталась здесь, в этом кресле - совсем рядом со мной, а может, она вовсе отсутствовала здесь, ее уносило в другой мир, и меня тоже, не случайны же были полеты и несущийся ветер навстречу, а теперь мы оба рухнули обессиленные с высоты. Но почему я помню запах ее волос, ее тела, он так знаком мне... Неужели? Я помимо воли поднимаюсь и иду к ней. Я становлюсь перед ней на колени, начинаю гладить ее руки, ноги, я обнимаю ее за талию и начинаю целовать ее губы. Ее глаза по-прежнему закрыты, она лишь улыбается во сне одними уголками губ. Я беру на руки ее легкое, почти воздушное тело и несу на постель, я расстегиваю ее халат и начинаю все вспоминать: да, все это уже было, ее прикосновения, запах ее волос и тела, мы на этот раз уже вместе с ней проваливаемся куда-то надолго, я прихожу в себя через толщу времени, я вижу, что снова один, ее нет рядом, ее нет в кресле напротив, мне кажется, что передо мной снова был уж если не сон, то видение...

Я долго сижу под горячей струей воды, потом одеваюсь и нахожу ее в другой комнате. Она сидит перед зажженным камином и курит, Я сажусь рядом.

– Только не говори ни о чем, - она поднимает на меня свои жгучие глаза, - это не нужно... Как ты себя чувствуешь?

– Мне на все наплевать... Сейчас я уйду, но мне хочется скорее сюда вер-нуться.

– Приходи, я буду ждать. Ты мне обо всем расскажешь. Когда тебя ждет следо-ватель?

– Он ждет меня всегда, - говорю я, и мне становится смешно от своих прежних страхов и переживаний.

– Возвращайся сразу. В моем доме никого не будет. Ни одного человека, кроме меня и тебя. Хорошо?

Я хочу прикоснуться к ней, но что-то меня не пускает, я тяжеленный, камен-ный сижу некоторое время на месте, потом поднимаюсь и ухожу. На углу возле ее дома я ловлю такси, называю адрес прокуратуры и не понимаю, зачем я туда еду. Мне безразлично, что произойдет там со мной, мне только хочется сегодня уйти оттуда побыстрее и снова оказаться у нее. Что со мной случилось? Я не думаю об этом, потому что знаю, что ответа не найду.

Через некоторое время машина останавливается у серого обшарпанного здания. Сам не понимаю, почему все эти менты, прокуроры, суды заседают в бараках. Вероятно, специально создают атмосферу для озлобленных, готовых покарать всех и каждого. Я иду по длинному коридору, и истертые человеческими ногами доски скрипят, охают подо мной. Я останавливаюсь перед дверью, на которой написано: "Следователь Замковец В.М." Я уверенно стучу в нее и, не дожидаясь ответа, толкаю перед собой дверь... Над широким, двухтумбовым столом, стоящим здесь с тридцатых или сороковых, нависло рыжее деревенское лицо. Лоснящийся черный пиджачок, мятая рубашка и синий в крапинку галстук. Все понятно, лимита. В горящих точечках-глазках ни капли доброты, пустое безразличие ко всем и ко всему.

– Здравствуйте, я Распутин...

Он смотрит на меня изучающе, но лишь некоторое мгновение, потом достает из кармана конфетку, четким движением разворачивает ее и сует в свой рот. Мы так и сидим напротив друг друга - он посасывает конфетку и молчит, я тоже молчу...

Звонит телефон. Он снимает трубку:

– Дорогая... Да, да. Буду поздно. Ночной допрос. Ты должна привыкнуть, ничего не попишешь...

Он кладет трубку, потом сам набирает номер телефона: