Последнее, что я слышал перед тем, как закрыть глаза, была музыка — слишком красивая, чтобы оказаться реальной.

Скрипка.

Но утро не только настало — оно ещё и высветило фигуру спящей бледной девушки, устроившейся там, где до этого, вечером, сидела моя жрица. Сиренити выглядела ужасно — грязная, замученная, израненная — но почему-то сидела здесь, рядом.

Ведьма, зачем ты вернулась?

Она так и не объяснила. Проснулась только после того, как жрица плеснула в неё водой. И тут же — где замученная, уставшая волшебница? Словно маску натянула, бросилась обнимать, кричать о будущих планах. Только в глубине серых глазах — я же вижу — застыло что-то… очень похожее на обречённость.

Зачем, зачем ты вернулась?

Вот и сейчас… Снова музыка играет в прохладном, пахнущем лесом воздухе. Снова скрипка. Снова слишком чудесная, чтобы быть реальностью. Почему-то после встречи с Сиренити я слышу её повсюду. В камине весело потрескивает огонь. Я упорно смотрю на язычки пламени, пока не начинают слезиться глаза. Раньше это успокаивало.

Устало откидываюсь на подушки. В окна по-прежнему барабанит дождь, не прекращающийся со вчерашнего дня. Скрипка и падающие с неба капли… Странное сочетание. Отворачиваюсь — и всё затихает. От нечего делать разглядываю комнату. Небольшая, но по-своему уютная. Камин напротив кровати, рядом — пушистая шкура какого-то неизвестного зверя. Слева — два мягких кресла, бежевые, на каждом по Брасчневому пледу. У кресел — маленький стеклянный столик, на котором в беспорядке разбросаны какие-то книги. И зеркало — справа от кровати, большое, круглое, в позолоченной раме. Сейчас в нём отражалась только закрытая дверь. Дальнюю стену украшает гобелен — никогда такого не видел: на зелёном лугу замерло какое-то животное, напоминающее огромную ящерицу, только странно красного цвета и крылатую. Взгляд ящерицы устремлён на человека — мужчину в чёрном, пыльном плаще, держащего в руках узорчатую палку. Смотрится крайне экстравагантно и по-детски наивно.

— Проснулся? — сладкий, мелодичный голос. Оборачиваюсь. Сиренити, улыбаясь, кладёт на прикроватную тумбочку поднос, уставленный тарелками и чашками, подвигает кресло и устраивается в нём, поджав под себя ноги. Серые глаза странно блестят, отражая пламя камина.

— Ну, как ты? Я даже не предполагала, что демоны болеют, — говорит она, наконец, — простудой.

В её голосе скрипка сильнее всего. Иногда мне кажется, что эта волшебница целиком состоит из музыки. У неё, этой мелодии, даже запах есть свой, особенный — фиалки.

Но лучше бы она убрала с этого, похожего на маску лица, улыбку. Слишком неискренне. Показное веселье.

— Не болеем.

— Ну да, — смеётся одними губами волшебница. — Только ты как-то умудрился. Я-то думала, спокойно холод переносишь, — взгляд Сиренити неожиданно становится виноватым. — Прости. Я считала, ты воспользуешься моей силой. Почему не стал?

Серые глаза странно вспыхивают. Заворожено смотрю в них, даже не пытаясь освободиться. Плетёт заклинание? Зачем?

— Магия — она твоя, — мой голос кажется чужим. — Я не собираюсь отнимать её у тебя. Тем более без спроса.

Неужели она ждала другой ответ? Хотя, если подумать, Эру использует своих магов как вздумается.

— Какой благородный демон! — усмехается волшебница. Долго, внимательно смотрит на меня. Не отвожу взгляд. — Смотри-ка, а ведь не врёшь. Почему же? Договор заключала я, ты тут не при чём, так что пользовался бы предоставленным шансом. Нет? — она тихо смеётся. — А, понимаю, не хочешь, чтобы я умерла, как Катарина.

Глупая ведьма не знает, что некоторые темы лучше не трогать?

— Сиренити, прекрати!

— Как скажешь, — покладисто отвечает девушка. И, как ни в чём не бывало, суетится, болтая теперь уже ни о чём, пытаясь накормить меня завтраком.

И снова маска на лице, вечно сменяющаяся, неестественная, грубая.

Порой, хочется накричать на неё, заставить хотя бы на время прекратить играть роль. Но серые глаза, пронзительные, грустные — серые глаза Сиренити всякий раз останавливают, словно говоря: а так ли ты хочешь видеть меня настоящую?

Странная ведьма.

А в окно по-прежнему стучит дождь.

И ещё эта скрипка…

Странная штука — человеческое тело. Слабое, восстанавливается медленно, силы — капля, энергия быстро исчезает. Всё-таки большую ошибку сделал отец, когда создал таких несовершенных существ. Сиренити, правда, стоило мне как-то обмолвиться с ней об этом, только посмеялась. Сказала — не его вина, люди везде такие. Не знаю, что она имела в виду?

Простуда прошла только через неделю — и то стараниями волшебницы. Она делилась магией, она варила какие-то ужасные по вкусу зелья. Однажды я вспылил, заявив, что не хочу больше пить эту гадость. Девушка изменилась в лице, на мгновение потеряв кукольную миловидность, потом убежала вниз, на кухню, быстренько сварила новое — с приторным вкусом малины. Лучше б я промолчал!

Стоило мне выздороветь — и она загорелась новой идеей: вернуть мне прежний, "взрослый" вид. Да, я конечно, был бы рад избавиться от человеческого тела и магии брата, но что-то подобное колдовство представлялось сомнительным. Особенно в исполнении Сиренити. Она действительно мастер иллюзий и сражается неплохо. Но бытовые заклятья и теория, кажется, не её конёк. Однако разубедить колдунью не смог бы, пожалуй, и сладкоречивый Эру.

В поисках заклинания, позволяющего вернуть мой настоящий облик, девчонка пропадала в вечно обновляющейся библиотеке странного дома. Зарывшись в книги чуть ли не с головой, она забывала о еде, так что мне пришлось освоить человеческую готовку. Кошмар — демон и кухня! Не думаю, что блюда, приготовляемые мной, получались вкусные, но Сиренити, похоже, съела бы и кирпич, если бы я как-нибудь его преподнес. Когда она работала, окружающее для неё не существовало.