— Но мы, впрочем, как и ваша благодетельница, слишком мягкосердны, чем искусно пользуются черные души, погрязшие во лжи и притворстве.

Я с ужасом подумала, что ему все стало известно и бедная Сибил теперь будет наказана.

— Но Господь всевидящ! — тем временем продолжал мужчина. — Он знает, сколько труда стоит нам взрастить грешную уже в рождении душу. Наш первостепенный долг — воспитать ее в терпении и самоотречении, отбить у нее все тщеславные стремления, умертвить любое вожделение плоти в полном аскетизме и ежедневном покаянии, чтобы черная душа, своим смердящим дыханием не оскверняла рабов божьих. Сибил Рид могла бы стать одной из смиренных овец господних, но изгнана из верного стада. В то время, когда все дети чисты и невинны, и дьявол еще не отметил их своим прикосновением, эта прескверная девочка приняла на душу самый страшный грех. И поплатилась своей бессмертной душой.

Его страстная речь резко оборвалась. И в тишине неожиданно громко прозвучал мой судорожный вздох. Все это время я стояла, затаив дыхание и боясь пошевелиться под давящим взглядом этого человека, опасаясь, что если сделаю хоть малейшее движение, то меня в тот же миг пронзит испепеляющая молния.

— Но я вижу, в тебе есть похвальное стремление к богу, — неожиданно обратился он ко мне.

— Да, сэр, — я едва кивнула.

— И ты добропорядочная христианка?

— Да, сэр.

— Замечательно. Скажи, ты каждый день ходишь в церковь?

— Да, сэр, — в очередной раз выдавила я, не поднимая глаз, так как остерегалась, что он прочтет в них, все те, отнюдь не добродетельные вещи, что я о нем думала в этот момент.

— И молишься ты утром и вечером?

— Да, сэр, — вновь повторила я. И добавила для верности, — еще днем — до обеда и после!

— Замечательно, — изрек он, довольный моим усердием.

— А сколько времени ты отводишь на молитву?

— До тех пор, пока на коленях не появятся синяки, — с кротким смущением произнесла я, надеясь, что щеки мои покроются стыдливым румянцем. — Но эта боль мне только в радость, питая во мне стойкость и смирение.

— О, замечательно! Приятно видеть в столь юном теле стойкий дух.

Я постаралась покраснеть еще сильнее.

Мистер Пешенс позвонил в колокольчик у двери. Трель звонка еще не стихла, как в комнату вошла девушка, проводившая меня сюда. «Подслушивала!» — пронеслось у меня в голове.

— Пусть спустится миссис Пешенс и приведет сюда девчонку, — приказал мужчина.

Тильда Пешенс оказалась невысокой женщиной с коренастой фигурой и сухим, топорным лицом. Неопределенного цвета жидкие волосы были собраны в пучок на затылке и прикрыты чепчиком. Светлые глаза под нависшими бровями смотрели на мир с таким выражением, будто выискивали, что бы еще спрятать и запереть. Трудно представить себе человека более невыразительного и бесцветного.

Сибил была в таком же, как и миссис Пешенс, черном платье из саржи. Темно-серый воротничок не оживлял платье, а наоборот делал похожим на монашескую робу. Она, также как и я, нервно стискивала библию у груди. Тетка толкнула ее вперед, а сама встала позади нее, положив свои толстые с широкими ногтями пальцы на худенькие плечи Сибил. Мне почудилось, что девочка согнулась и поникла под их тяжестью.

— Это Найтингейл Сноу… безобразное имя… — женщина внимательно оглядела меня, под конец осмотра ее губы брезгливо скривились. — Про нее ходит столько разговоров. Уж, не из-за того ли, что она внучка старого лорда… Сопливое дитя! — вынесла она свой приговор и отвернулась, потеряв к моей скромной персоне всякий интерес.

— Благословение Господу, в нашей нечестивой деревне, еще остались дети, воспитанные в страхе пред всемилостивым царем небесным, — обращаясь к жене, заявил мистер Пешенс и благосклонно поглядел на меня. — Мисс Сноу одна из страждущих.

— Говорят, что девчонка суетливая егоза и зазнайка, — подала голос тетка Сибил в ответ на речь мужа. — Кстати, вы помните тот… забавный случай, где девочка оказалась в куче навоза?

— Так значит, это она? — задумчиво процедил мистер Пешенс и нахмурил брови. — Что вы скажете на этот вопиющий инцидент, мисс Сноу. Подобное поведение не простительно для смиренной овцы. Смирение — высшая добродетель! А своей нетерпимостью, вы показали, что вовсе не так добродетельны, как хотите казаться.

— Не забывайте, муж мой, что с ее дурной кровью, проявление этих наклонностей вполне ожидаемо. Вспомните, кто ее родители! Они попрали христианские заветы и волю отца, и как два преступника, бежали, чтобы предаться дьявольскому влечению плоти.

Нет, не зря с той минуты, как эта женщина вошла в комнату, я чувствовала к ней отвращение. Видя расположение ко мне мистера Пешенса, она специально говорила гадости обо мне. Если бы не Сибил, я бы открыто возмутилась теми порочащими словам, которые бросила мне в лицо эта тетка.