Херасков Михаил Матвеевич
Шрифт:
Поэтъ, изобразивъ Героя своего сострадательнымъ, умющимъ цнить заслуги, готовымъ на вс пожертвованiя для сохраненiя хранителей Отечества, прибавляетъ:
Коль такъ Владтели о подданныхъ пекутся, Они безгршно ихъ отцами нарекутся. Ахъ! для чего не вс, носящiе внцы Бываютъ подданнымъ толь нжные отцы?Желанiе, достойное сердца, болзнующаго о томъ, что на земл такъ много несчастныхъ, и такъ мало утшителей!…
Хотите ли видть ратное поле, и на немъ поражающихъ и пораженныхъ? невольнымъ ужасомъ почувствуете себя объятыми! Смотрите:
Тотъ скачетъ на кон, нося стрлу въ гортани; Иной, въ груди своей имя острый мечъ, Отъ смерти думаетъ, носящiй смерть утечь; Иной, пронзенный въ тылъ, съ коня стремглавъ валится, И съ кровью жизнь спшитъ его устами литься; Глаза подъемлюща катится тамъ глава, Произносящая невнятныя слова; Иной безпамятенъ въ кровавомъ скачетъ пол, Но конь его стремитъ на копья по невол.Какое богатство мыслей и обилiе уподобленiй, какая сила выраженiя — видны въ описанiи военачальнковъ, раздлявшихъ труды и торжество, ужасы и славу съ Iоанномъ! Здсь видимъ Князей: Микулинскаго, Мстиславскаго и Пенинскаго, неустрашимыхъ подобно львамъ разъяреннымъ; тамъ — Курбскiй и Щенятевъ, преуспвшiе въ военномъ искусств, рыцари прозорливые, пылкiе, неутомимые, поспшаютъ на сраженiе какъ на пиршество; за ними слдуютъ: Пронскiй, подобный громовой туч, и Хилковъ, дальновидный и опытный, посдвшiй на пол брани; дале — Романовъ, и Плещеевъ, сотрудникъ его, достойно именуемые Россiйскими Ираклами; Палецкой и Серебряной, потрясающiе оружiемъ отъ нетерпенiя сразиться съ непрiятелемъ; наконецъ — Шереметевъ, Шемякинъ и Троекуровъ, воспитанники Марсовы, одаренные всеопровергающею силою; вс въ доспхахъ, горящихъ подобно молнiи; вс вооружены копьями и мечами. — Какiя препоны остановятъ быстроту и мужество такихъ предводителей! какой гордый Османъ не смирится, какой свирпый Едигеръ не преклонитъ колнъ передъ ними? Никакая твердыня, никакое царство не устоитъ отъ ихъ оружiя.
Кто откажется принести дань почтенiя храброму защитнику Отечества, который среди несчастiя чувствуетъ свое достоинство, помнитъ священнныя обязанности, на него возложеннныя; неколебимый, какъ гранитная скала, противоборствуетъ искушенiямъ, для чувствъ обольстительнымъ; не страшится ни угрозъ, ни казней, и съ радостiю ожидаетъ послдней минуты, въ которую съ Ангельскою улыбкою на лиц можетъ сказать: умираю за Вру и Отечество! Таковъ Росславъ у Княжнина; таковъ и Палецкiй у Хераскова. — Едигеръ, видя приближенiе того ужаснаго времени, въ которое долженъ преклонить выю свою къ стопамъ Россiйскаго Государя, прибгаетъ къ хитрости. Князь Палецкiй впадаетъ въ сти, разставленныя злодемъ. На несчастномъ плнник звучатъ уже оковы. Его влекутъ на лобное мсто. Является Едигеръ; алкоранъ въ рукахъ его. Указывая Князю на книгу вры Магометовой, и на прекрасную двицу, подл него стоящую, потомъ на орудiя казни, на другой сторон разложенныя, велитъ избирать либо то, либо другое. Негодованiе объяло Рускаго воина; пламя гнва запылало въ очахъ его. Онъ не долго колебался — и тиранъ закиплъ яростiю, услышавъ отвтъ:
—- Иду на смертну казнь! Оставь мн мой законъ, себ оставь боязнь! Ты смлымъ кажешься сдящiй на престол; Не такъ бы гордъ ты былъ предъ войскомъ въ ратномъ пол; Не угрожай ты мн мученьями, тиранъ! Господь на небесахъ, у града Iоаннъ.Не льзя лучше описать добродтельнаго Вельможу, умнаго совтника и ревностнаго патрiота, какъ Херасковъ описываетъ Адашева, твердаго среди развратовъ, истиннаго друга Iоаннова, украшеннаго боле величествомъ души, нежели саномъ.
Храняща лесть еще подъ стражей царскiй Дворъ, Увидя правду въ немъ, потупила свой взоръ; Отчаянна, блдна и завистью грызома, Испытываетъ все, ждетъ солнца, тучъ и грома.Кому Iоаннъ съ открытымъ сердцемъ могъ говорить:
Ты честенъ; можешь ли не быти другъ Царю?Тотъ не боялся — да и чего страшится прямая добродтель? — не боялся напоминать ему обязанностей верховнаго сана:
Ты долженъ разбирать не лица, но сердца; Вниманья каждый вздохъ — на трон удостоить; Тогда познаешь, какъ народно благо строить.Какой краснорчивый Ораторъ опишетъ живе и разительне Князя Курбскаго — Вельможу, руководимаго не личными выгодами, не гордыми намренiями — одною справедливостiю; уважаемаго Царемъ, Боярами и войскомъ — защитника притсненныхъ, друга человчества, котораго народъ почиталъ Ангеломъ хранителемъ — Героя, который однимъ ударомъ меча повергъ къ ногамъ своимъ ужаснаго Исканара, предводителя Татаръ Крымскихъ, и увнчалъ Россiю — безсмертной славою, себя — блистательными лаврами — Военачальника, дятельностiю своею превзошедшаго, или лучше сказать, затмившаго всхъ своихъ сподвижниковъ; оказавшаго великiя услуги Царю Россiйскому, и почитавшаго ихъ ничтожными; высоко цнившаго все, кром своихъ подвиговъ!… Не въ полномъ ли блеск величiя представленъ Курбскiй,
Сiявшiй какъ луна между звздами въ тьм, Въ душ усердiемъ и славой во ум?Не истиннымъ ли сыномъ Отечества, не ревностнымъ ли подкрпителемъ престола изображенъ тотъ, чье сердце согласно было съ словами, предъ лицемъ всего воинства имъ произнесенными:
Коль царству предлежитъ опасность и бда, Не страшенъ пламень мн, ни вихри, ни вода. Россiяне къ трудамъ и къ слав сотворенны?…Любопытство возрастаетъ постепенно — картины новыя, одна другой разнообразне и плнительне, представляются умственнымъ взорамъ, когда въ конц VIII Псни находимъ Государя бесдующаго съ мудрымъ пустынникомъ Вассiяномъ, открывающимъ ему будущiя произшествiя, показывающимъ длинный рядъ Монарховъ, имющихъ посл него царствовать. Прозорливый старецъ, дошедшiй до ужасныхъ бдствiй, въ бурное время междуцарствiя терзавшихъ Россiю, и описавъ жестокости Поляковъ, говоритъ:
Богатство — тлнъ и прахъ; но славно есть оно, Коль будетъ общему добру посвящено. (132) Позналъ имнiя такую Мининъ цну; Онъ злато изострилъ, дабы сразить измну. —- - — — Какъ бурный вихрь Москву Пожарскiй окружаетъ, Кидаетъ молнiи, Поляковъ поражаетъ; Съ другой страны даритъ отечеству покой, Бросая громъ на нихъ, Димитрiй Трубецкой.