Херасков Михаил Матвеевич
Шрифт:
Простираясь дале въ повствованiи, изображаетъ онъ Преобразителя Россiи, озареннаго лучами безсмертiя, и преславную Дщерь его. Пророческiй гласъ его гремитъ:
Онъ людямъ дастъ умы, дастъ образъ нравамъ дикимъ, Россiи нову жизнь, и будетъ слыть Великимъ. Коварство плачуще у ногъ Его лежитъ, Злоумышленiе отъ стрлъ Его бжитъ. —- - — — Подъ скипетромъ ея (Елисаветы) цвтутъ обильны нивы, Корону обвiютъ и лавры и оливы, Науки процвтутъ какъ новый виноградъ, Шуваловъ ихъ раститъ, Россiйскiй Меценатъ.Наконецъ доходитъ до ЕКАТЕРИНЫ Вторыя — Монархини, Которая возвысила умы, гремла побдами, удивляла щедротами, славилась мудростiю правленiя, благоденствiемъ своихъ подданныхъ — и пророческiя слова старца льются ркою:
Премудрость съ небеси въ полночный край сойдетъ, Блаженство на престолъ въ лиц Ея взведетъ. Предъ Ней усердiемъ Отечество пылаетъ, Любовь цвтами путь Ей къ трону устилаетъ, —- - — — Прiидутъ къ Ней Цари, какъ въ древнiй Вилеемъ, Не злато расточать, не зданiямъ дивиться Прiидутъ къ ней Цари, но царствовать учиться.Перейдемъ къ другимъ предметамъ. Взглянемъ на портретъ Субеки, терзаемой ревностiю и мщенiемъ, высокомрной, но покорной только страсти, свирпствовавшей въ душ ея,
Киприды красотой, а хитростью Цирцеи, Для выгодъ собственныхъ любившей царской санъ.Подл Казанской Царицы — и предметъ пламенной любви ея: Османъ, Князь Таврискiй,
Прекрасный юноша, но гордый и коварный, Любовью тающiй, въ любви неблагодарный; Какъ лютая змiя, лежаща межъ цвтовъ, Приближиться къ себ прохожихъ допущаетъ, Но жало устремивъ, свирпость насыщаетъ.Вотъ и Асталонъ, соперникъ его, презрнный Сумбекою:
Какъ новый Энкеладъ, онъ шелъ, гор подобенъ; Сей витязь — цлый полкъ единъ попрать удобенъ; Отваженъ, лютъ, свирпъ сей врагъ Россiянъ былъ, Во браняхъ — какъ тростникъ, соперниковъ рубилъ.Войдемъ за Сумбекою въ ужасный лсъ, гд грозные призраки, черныя и печальныя тни спустились на землю, гд все густою тьмою одлось,
Гд кажется простеръ покровы томной сонъ, Трепещущи листы даютъ печальный стонъ; Зефиры нжные среди весны не вютъ, Тамъ вянутъ вс цвты, кустарики желтютъ; Не молкнетъ шумъ и стукъ, гд вчно страхъ не спитъ, И молнiя древа колеблетъ, жжетъ, разитъ; Лсъ воетъ — адъ ему стенаньемъ отвчаетъ…Входимъ — и видимъ пышныя гробницы, Казанскимъ Царямъ воздвигнутыя; читаемъ исторiю враговъ Россiи, которые, подобно хищнымъ птицамъ, летали надъ Отечествомъ нашимъ, и пожирали добычи беззащитныя; наконецъ устали он отъ злодйствъ и жестокостей; — читаемъ — и не можемъ удержаться отъ ужаса; но сей ужасъ сильне овладетъ, когда представится геенна съ несчастными жертвами, осужденными на мученiе. Тутъ — закрываемъ глаза, спшимъ удалиться отъ сего зрлища, и спрашиваемъ: откуда живописецъ заимствовалъ такiя удивительныя краски для картины, на которой изобразилъ столько ужасовъ разнообразныхъ? не тотъ же ли Генiй вкуса водилъ перомъ нашего Поэта, который управлялъ кистiю Микель-Анжа, написавшаго Страшный судъ, и на немъ пораженныхъ горестiю и отчаянiемъ?
Еще ли хотимъ увриться въ исполинскомъ изображенiи Поэта? Заглянемъ въ темную бездну, обитель Безбожiя; разсмотримъ гибельныя дйствiя, производимыя духомъ Раздора; или остановимся при волхвованiяхъ лютаго Нигрина, заклинающаго Зиму изтощить свои ужасы для изтребленiя Рускаго воинства — и Зима свирпствуетъ со всею жестокостiю:
Соперница весны, и осени, и лта, Изъ снга сотканной порфирою одта; Виссономъ служатъ ей замерзлые пары; Престолъ иметъ видъ алмазныя горы; Великiе столпы, изъ льда сооруженны, Сребристый мещутъ блескъ, лучами озаренны; По сводамъ солнечно сiянiе скользитъ, И кажется тогда, громада льдовъ горитъ. Стихiя каждая движенья не иметъ: Ни воздухъ тронуться, ни огнь пылать не сметъ; Тамъ пестрыхъ нтъ полей, сiяютъ между льдовъ Одн замерзлыя испарины цвтовъ; Вода растопленна надъ сводами — лучами Окаменвъ виситъ волнистыми слоями. Тамъ зримы въ воздух вщаемы слова; Но все застужено — натура вся мертва! Единый трепетъ, дрожь и знобы жизнь имютъ; Гуляютъ инеи, зефиры тамъ нмютъ; Мятели вьются вкругъ и производятъ бгъ, Морозы царствуютъ на мсто лтнихъ нгъ; Развалины градовъ тамъ льды изображаютъ, Единымъ видомъ кровь которы застужаютъ. Всея природы страхъ, согбенная Зима, Россiйской алчуща погибелью сама, На льдину опершись, какъ мраморъ поблла, Дохнула — стужа вмигъ на крыльяхъ излетла. Родится лишь морозъ, уже бываетъ сдъ, Къ чему притронется, преобращаетъ въ ледъ; Гд ступитъ, подъ его земля хруститъ пятою, Стсняетъ, жметъ, мертвитъ, сражаясь съ теплотою….Гд искать помощи, отъ кого ожидать спасенiя защитникамъ Отечества, когда все: и злоба неврныхъ, и коварство враговъ, и ужасы природы — все поклялось погубить ихъ? Рускiе ратники вспомнили слова Iоанновы:
Не слабыхъ женъ на брань, мужей веду съ собою! —--- — Противу смерти жалъ неробку грудь поставимъ! Кто страшенъ, Россы, вамъ, когда самъ Богъ по васъ!Вспомнили — вооружились врою и мужествомъ — и все преодолли! Перенесемся теперь въ царство очарованiй, подобное садамъ Армидинымъ, описаннымъ Авторомъ Освобожденнаго Iерусалима — въ такое плнительное мсто, гд
Пригорки движутся, кустарники смются; Источники, въ трав вiяся, говорятъ; Другъ на друга цвты съ умильностiю зрятъ; Зефиры рзвые кусточки ихъ цлуютъ. —--- — Зеленые лужки въ тни древесъ цвтутъ; И кажется, Любовь одры готовитъ тутъ. Наяды у ручьевъ являются сдящи, Волшебны зеркала въ рукахъ своихъ держащи, Въ которы Грацiи съ усмшками гладятъ; Амуры обнявшись, на мягкой травк спятъ. Пещеры скромныя, привтливыя тни Гуляющихъ къ себ манили на колни…