– Здравствуйте, – говорю я. – Я ищу Элизабет Пешман. Я пытался дозвониться…

– Связи нет. – Охранник указывает на небольшую парковку. – На машинах туда нельзя. Я вас провожу.

Шагая за ним, я пытаюсь понять, какое учреждение запретит въезд автомобилей к главному зданию. Довольно неудобно, учитывая, что у половины жильцов артрит, а половина – и вовсе инвалиды. Мы поднимаемся на холм, и охранник тычет куда-то пальцем.

– Третий налево.

Впереди простираются бесчисленные акры крестов, звезд и обелисков розового кварца. «Наша дорогая мамочка, – написано на одном надгробии. – Мы никогда тебя не забудем. Твой любящий муж».

Элизабет Пешман мертва. У меня нет ни одного свидетеля, готового подтвердить, что тридцать лет назад Элиза Мэтьюс была алкоголичкой, как уверяет Эндрю.

– Вы, похоже, не из болтливых, – говорю я.

На могиле Элизабет, несмотря на адскую жару, стоят пусть подвядшие, но еще живые цветы.

– К ней часто приходят, – говорит охранник. – Некоторых не проведывает вообще никто, а к ней постоянно ходят бывшие ученики.

– Так она была учительницей?

Разум сразу цепляется за это спасительное слово. Учительница…

– Вы нашли то, что нужно? – спрашивает охранник.

– Похоже на то, – отвечаю я и бегом бросаюсь к машине.

Когда я приезжаю, Эбигейл Нгуйен помешивает макароны. Худощавая, с двумя тугими пучками волос, торчащими, как медвежьи уши, она приветливо улыбается мне.

– Вы, должно быть, мистер Тэлкотт, – говорит она. – Входите, пожалуйста.

Когда детский сад, куда ходила Делия, в середине восьмидесятых закрыли, Эбигейл начала давать уроки в подвале церкви. Номер ее школы был указан третьим в «Желтых страницах», трубку она взяла сама.

Мы садимся на миниатюрные стульчики, на которых выглядим сущими гигантами.

– Миссис Нгуйен, я работаю адвокатом и в данном случае представляю интересы девочки, у которой вы преподавали в конце семидесятых. Ее зовут… Бетани Мэтьюс.

– Та, которую похитили.

Я смущенно ерзаю.

– Ну, это еще предстоит выяснить… Я защищаю интересы ее отца.

– Я следила за этим делом по газетам и сводкам новостей.

Весь Феникс следил.

– Я хотел бы попросить вас, миссис Нгуйен, рассказать мне немного о Бетани.

– Хорошая была девочка. Тихая. Все всегда делала сама, сторонилась коллектива.

– А с ее родителями вы были знакомы?

Учительница на миг отводит глаза.

– Иногда Бетани приходила в садик непричесанная или в грязной одежде… Это нас насторожило. Я, кажется, даже звонила ее матери… Как ее, говорите, зовут?

– Элиза Мэтьюс.

– Да, точно.

– И что Элиза вам сказала?

– Не помню, – отвечает миссис Нгуйен.

– А что-нибудь еще об Элизе Мэтьюс вы помните?

Учительница кивает.

– Пахло от нее, как от винокурни, если вы об этом.

Я чувствую, как кровь у меня в венах начинает течь быстрее.

– Вы не сообщали в органы опеки?

Учительница явно нервничает.

– Никаких следов насилия на ней заметно не было.

– Но вы сказали, что она приходила непричесанная…

– Мистер Тэлкотт, одно дело – когда ребенка не купают ежедневно, и совсем другое – когда мать и отца пора лишать родительских прав. В наши обязанности не входит следить за личной жизнью семьи. Уж поверьте мне: я видела детей, которым родители гасили об пятки сигареты, детей, которые приходили в садик с поломанными костями и рубцами на спинах. Я видела детей, которые после занятий прятались в шкафах, чтобы родители не забрали их домой. Миссис Мэтьюс, возможно, была любительницей выпить, но свою дочь она обожала, и Бетани, очевидно, это знала.

«Очевидно, да не очевидно», – думаю я.

– Спасибо, что уделили мне время, миссис Нгуйен. – Я даю ей свою визитку, на которой карандашом приписан телефон офиса Криса Хэмилтона. – Если вспомните что-нибудь еще, пожалуйста, перезвоните.

Едва я успеваю завести мотор, как в окошко машины стучатся. Миссис Нгуйен стоит, скрестив руки на груди.

– Был один случаи, – говорит она, когда я опускаю стекло. – Миссис Мэтьюс опаздывала. Мы звонили домой, звонили и звонили, но никто не брал трубку. Я отвела Бетани в группу продленного дня, а потом сама повезла ее домой. Миссис Мэтьюс мы обнаружили на диване, она была пьяна до беспамятства… Поэтому я забрала Бетани к себе и оставила ночевать. На следующий день миссис Мэтьюс рассыпалась в благодарностях.

– А почему вы не позвонили отцу Бетани?

Ветер выпутывает прядь волос миссис Нгуйен из пучка.

– Родители как раз разводились. За неделю до инцидента мать настоятельно попросила нас не позволять отцу контактировать с ребенком.

– Почему?

– Если я не ошибаюсь, он ей угрожал, – говорит миссис Нгуйен. – У нее были основания считать, что он в любой момент может похитить Бетани.

Эндрю, похоже, похудел, хотя, возможно, виновата мешковатая тюремная форма.