С другой стороны, Элиза Васкез вполне может это понимать.

Она смотрит во двор сквозь раздвижные двери: Виктор повел Софи посмотреть гнездо, где вылупились птенчики. Он поднимает ее повыше, чтобы она рассмотрела новоселов как следует, а после оба исчезают за стеной кактусов.

– Спасибо, что привела ее, – говорит Элиза.

– Я не запрещу тебе видеться с Софи.

Элиза в смущении косится на меня.

– Это мой лучший друг, – говорит Делия. – Он обо всем знает.

В этот момент в дом вбегает Софи.

– Вот это да! У них даже зубы на клювах есть! – не успев отдышаться, тараторит она. – Мы можем подождать, пока они научатся летать?

Софи в нетерпении тянет Делию за руку. Виктор, стоя в дверном проеме, смеется.

– Я пытался объяснить, что ждать придется достаточно долго.

Делия отвечает ему, но смотрит на мать:

– Ничего страшного. Можем и подождать.

И позволяет Софи увести себя на улицу, к дереву с гнездом.

Мы с Элизой Васкез стоим плечом к плечу, глядя на женщину, которую, кажется, потеряли. А может, никогда ею и не обладали.

По пути домой мы останавливаемся выпить кофе. Софи сидит на тротуаре у кафе и обводит Грету цветным мелком, как труп на месте преступления. Делия барабанит пальцами по чашке, но пить, похоже, не собирается.

– Ты их вообще можешь представить вместе? – наконец спрашивает она, когда колесики у нее в голове перестают вращаться.

– Элизу и Виктора?

– Нет. Элизу и моего отца.

– Ди, никто не представляет, как его родители занимаются этим.

Взять, к примеру, моих. Как ни печально, они этим не занимались. Конечно, меня они как-то зачали, но пока я рос, моего отца-коммивояжера чаще всего не было дома: он ездил в другой город трахать какую-то стюардессу. Мама же изо всех сил притворялась, что это чисто деловые поездки. Но Эндрю Хопкинс – не мой отец. За все эти годы я не помню, чтобы он с кем-то встречался всерьез, а потому мне даже предположить трудно, какая женщина могла бы его привлечь. Хотя, если честно, представить его с такой женщиной, как Элиза, я тоже не мог. Элиза напоминает орхидею – хрупкую, экзотическую. Эндрю же, скорее, амброзия: тихий, стойкий, сильный. Сильнее, чем может показаться.

Я рассматриваю запятую ее шеи, торчащие острия ее лопаток – территорию, размеченную Эриком.

– Не всем суждено быть вместе.

К нам подходит потасканный бродяга в шлепанцах на босу ногу и с сеточкой для волос на голове. Он протягивает нам какие-то брошюры. Испуганная Софи прячется за стулом Делии.

– Брат мой, – говорит бродяга, – ты уже нашел Господа нашего, Иисуса Христа?

– Я и не знал, что он меня ищет.

– Ты признал Его спасителем своим?

– Знаете, я еще надеюсь спастись сам.

Мужчина качает головой, и его африканские косички извиваются, как змеи.

– Никому не хватит сил спастись, – отвечает он и движется дальше.

– По-моему, это незаконно, – бормочу я. – Или, во всяком случае, должно быть незаконно. Нельзя впаривать людям религию вместе с кофе.

Подняв глаза, я натыкаюсь на взгляд Делии.

– А почему ты не веришь в Бога?

– А почему ты веришь?

Она смотрит на Софи, и черты ее лица становятся мягче.

– Наверное, потому что в жизни происходят слишком удивительные вещи, чтобы считать их делом рук людей.

«И чтобы винить людей тоже», – мысленно добавляю я.

Фанатик подходит к пожилой паре за соседним столиком.

– Уверуйте в Отца! – призывает он.

Делия оборачивается на его голос:

– Если бы это было так просто.

Когда Делия была беременна Софи, я был ее «родовым тренером». Получилось это как-то само собой, после того как Эрик, обещавший на этот раз не подвести, упился аккурат к началу занятий по дыхательной методике Ламаза. Я оказался среди супружеских пар, и все мои усилия были направлены на то, чтобы не выдать своего волнения, когда инструктор велела мне уложить Делию между ног и провести руками по ее вздутому животу.

Схватки у Делии начались в отделе замороженных продуктов, мне она позвонила из кабинета менеджера. Мысль о том, что мне придется исполнять свои обязанности «родового тренера», при этом не заглядывая ей между ног, повергала в панику. Может, попроситься стоять на уровне плеч? Может, отвести врача в сторонку и объяснить щекотливость ситуации?

Впоследствии выяснилось, что волновался я зря. Как только анестезиолог перевернул Делиго на бок, чтобы ввести наркоз, я потерял сознание и очнулся уже с шестьюдесятью швами на лбу. Мне достаточно только глянуть на иголку шприца – и я уже готов.

Когда я пришел в себя, Делия была рядом.

– Привет, ковбой! – сказала она с улыбкой. Из-под одеяльца выглядывала крохотная, как персик, головка. – Спасибо, что помог.

– Да не за что, – ответил я, кривясь от пульсирующей в голове боли.

– Шестьдесят швов, – пояснила Делия. И добавила: – А у меня – всего десять.

Я невольно покосился на ее голову.

– Да не там! – Она дала мне минуту на размышление. – Только не надо больше падать в обморок.

Я не упал. Мне даже удалось, пошатываясь, добрести до койки и как следует рассмотреть малышку. Я помню, как смотрел в мутно-голубые глаза Софи и тешил себя мыслью, что теперь в этом мире есть еще один человек, который знает, каково это – быть со всех сторон окруженным Делией, а потом лишиться этого.