Шрифт:
«Да, но я ведь и первым пошел на примирение, — продолжала работу мысль. — Звонил, бегал в самоволку… А она? Встречалась с Виктором!..»
В воскресенье Никита столкнулся с ним в ее подъезде. Вернее, увидел, как тот входил к ней в дом. С цветами. И убежал. Убежал, как мальчишка, как заяц, которого неожиданно вспугнули выстрелом. А после, сжимая до боли кулаки, покусывая от злости и стыда губы, долго кружил по ночному городу. Два раза проходил Мимо ее дома, видел свет в окнах, но зайти так и не решился. «Ну и дурак!» Никита рывком сел, и тут в нем произошла вспышка энергии — так иногда неожиданно начинает свое извержение долго молчавший вулкан. Он должен ее увидеть. Сегодня, незамедлительно, во что бы то ни стало! Никита с молниеносной быстротой вызвал в памяти распорядок дня Татьяны, вспомнил, что по средам, примерно с пяти до семи, она занимается в аэроклубе, и решил действовать. Он отозвал в сторону Славку и сказал, что ему необходимо съездить в город.
— К вечерней поверке я буду, — заверил его Никита. — Если хватятся раньше, молчи, скажи, у механиков, мол, болтается.
— Ты с ума сошел, — выдохнул Славка, но отговаривать не стал — понял, что бесполезно.
Никита переоделся и, выскочив на шоссе, остановил первую попавшуюся машину.
— Тебе куда? — спросил шофер, плотно сбитый паренек в выцветшей солдатской гимнастерке.
— Добрось до города. Вот так надо! — взмолился Никита.
— Если надо… — Шофер распахнул дверь: — Садись.
Дорога была плотна, накатана, и машина легко пожирала километр за километром. Шофер молчал, с безразличием поглядывая на однообразный, привычный и, наверное, надоевший ему пейзаж. Затем закурил и ни с того ни с сего буркнул:
— В самоволку небось?
— По делу. — Никита заерзал и тоже вытащил сигареты.
Шофер, словно не слыша его ответа, продолжал: — А я невезучий. Раз удрал, да и то поймали.
— В городе?
— Патруль, — подтвердил шофер.
— И во сколько тебе это обошлось?
— Десять суток. С тех пор зарок дал. А тебе в какое место?
— Улицу Мичурина знаешь?
— А как же, — повеселел парень. — У меня там теща живет. А дом?
— Тринадцать.
— Соседи, — доброжелательно отозвался шофер. — Придется подбросить. А у тебя там кто? Живешь или так, в гости?
— Девчонка, — признался Никита.
— Не Татьяна, случайно?
Было в тоне шофера что-то такое, что у Никиты даже кончики ушей зарделись.
— А что? — спросил он с вызовом.
— Соседка моя. — Шофер зычно, до слез расхохотался. — Повезло тебе. С норовом девчонка.
— Да-а, — неопределенно промычал Никита.
Резко затормозив, машина остановилась у знакомого подъезда.
— Ну, давай, — отрешенно сказал шофер, очевидно думая уже о чем-то своем.
— Спасибо. — Никита на одном дыхании проскочил три пролета и с силой надавил кнопку звонка.
Дверь открыла Ира. Никита от неожиданности сделал шаг назад. Придя в себя, он зло спросил:
— А что ты здесь, собственно, делаешь? — Квартиру караулю.
— А Татьяна?
— На республиканских соревнованиях… Тебе записку оставила. Подожди. — Она бросилась в квартиру.
Никита, подумав, вошел следом. Дверь первой комнаты была закрыта. Из замочной скважины торчал ключ. Дверь второй — полураспахнута. Никита в нерешительности остановился.
— Кто там? — услышал он вдруг тихий и озабоченный мужской голос.
«Ничто так не настораживает, как шепот». Никита понял, что невольно попал в глупое положение, хотел было кашлянуть, предупредив тем самым говоривших о своем присутствии, но в это время Ирина, громко рассмеявшись, ответила:
— Знакомый. Татьяны.
— Зачем ты его пустила? — раздраженно проговорил мужчина.
Голос показался Никите знакомым. Даже очень знакомым. Он сделал шаг вперед, так, чтобы была видна часть комнаты. У трюмо, торопливо застегивая рубашку, стоял Одинцов.
— Где расческа?
Он проверил карманы, пошарил в ящичке, пригнулся, чтобы получше рассмотреть себя в зеркале, и, увидев в нем Мазура, замер. Лицо его окаменело, взгляд сухо блестевших, вечно бегающих глаз остановился, и лишь мелко подрагивали уголки тонких, вытянутых в прямую линию губ.
— Здравствуй. — Одинцов медленно, не разгибая спины, повернулся.
— Здравствуй. — Никита перевел взгляд на Ирину. — Где записка?
— Там. — Ирина кивнула на соседнюю комнату. Никита посторонился и, когда она прошла, с тихой яростью бросил:
— Какая же ты дрянь… Одинцов!
Виктор выпрямился, побледневшее, сразу ожесточившееся лицо было холодно и непроницаемо, еле сдерживая себя, старательно, как все подвыпившие люди, выговаривая слова, произнес:
— Ты меня с кем-то перепутал.