— О, я найду что-нибудь, солнышко, — ответил он с непринужденной улыбкой. — Один из знакомых ковбоев всегда снимает себе номер в отеле. Надеюсь, он позволит мне переспать на полу в его комнате.

— Но у тебя нет даже одеяла, — напомнила девочка. — Почему бы тебе не остаться у нас? Здесь полно места.

Она предложила это с простодушием ребенка, не имея понятия, сколь неприемлемой была ее идея. Оцепенев, Дора взглянула на Фреда и увидела в его синих глазах, неотрывно глядящих на нее, только желание. Он не сказал ни слова, но никаких слов и не надо было. Они оба знали, что, если Фред останется в кемпере, это будет огромной ошибкой.

— Лапушка… — Господи, да что же ей сказать? — Я уверена, что Фреду будет гораздо удобнее в отеле. У нас так тесно в кемпере…

— Но здесь же две кровати. Если я лягу с тобой, он может спать в моей.

— Это так, но…

— Ты всегда говорила, что мы должны помогать людям, попавшим в беду, — напомнила Бетси. — А Фред сейчас как раз в беде, разве не так?

— Да, конечно, у него проблемы с машиной.

— Тогда почему бы нам не помочь ему. Я права?

В полном отчаянии Дора взглянула на Нормана. Оказавшись под прицелом ее огромных голубых глаз, Фред вдруг понял, что должен был чувствовать его отец, когда жена обращалась к нему с вопросом, который не могла разрешить сама. Будь то конец света или мировой потоп, но он должен найти способ, как справиться с этим.

Повернувшись к Бетси, он попробовал применить новую тактику.

— Солнышко, я благодарен тебе за предложение, но мне кажется, ты плохо представляешь, кого зовешь в гости. — Понизив голос, как бы сообщая ей страшный секрет, Фред признался: — Я страшно храплю.

Когда она захихикала, он свел брови в показном неудовольствии.

— Не смейтесь, молодая леди. Это серьезная проблема. Иногда от моего храпа трясутся стены, и мне будет ужасно неудобно, если я не дам спать ни тебе, ни твоей маме. Особенно если учесть, что ей предстоит завтра бороться за главный приз.

— Но мы очень редко видим тебя, — пожаловалась Бетси. — Ты нас больше не любишь?

Тронутый неподдельной болью в ее голосе, Норман легонько дернул девочку за один из хвостиков.

— Откуда у тебя такие дурацкие мысли, мышонок? Конечно же, я люблю вас.

— Значит, ты останешься с нами? Ну, пожалуйста!

Попавшись в ловушку ее простодушных рассуждений, Фред понял, что деваться ему некуда. Припертый к стене, он с сожалением вздохнул и, избегая взгляда Доры, ответил:

— Видимо, так. Но потом не обижайтесь, если мой храп не даст вам спать всю ночь.

Ночь оказалась жаркой и тихой, без единого дуновения ветерка. Долго после того, как был потушен свет и все улеглись, Фред не смыкал глаз на своей узкой, слишком короткой для него кровати. И хотя он лежал в одних джинсах, все равно чувствовал, как по его коже катится пот. Но не жара была причиной тому. Единственной причиной его беспокойства являлась Дора. Со своей неудобной постели в противоположном конце кемпера он мог видеть только туманные очертания женщины, лежавшей рядом с Бетси на большой кровати над кабиной. Она казалась такой же уставшей, как и ее дочь, и за последние пятнадцать минут даже не пошевелилась.

Но Фреда трудно было одурачить: она не спала и точно так же думала о нем, как и он о ней.

Норман вспоминал, как Дора вышла из душевой час назад. В светло-голубом хлопчатобумажном халате, с отмытым от косметики лицом и белокурыми волосами, убранными за уши, она выглядела самое большее лет на шестнадцать. По идее, в таком виде женщина никак не могла возбудить его, но полное отсутствие в ней какой-либо искусственности подействовало на Фреда самым неожиданным образом; он был заворожен, жадно вдыхая доносившийся до него через весь кемпер ее чистый, нежный, цветочный аромат.

Закрыв глаза, Фред попытался отогнать от себя эти тревожные мысли, твердо вознамерившись забыть о ней и хоть немного поспать. Но ее запах все еще преследовал его и сводил с ума. И прежде, чем он смог глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться, ему уже отчетливо представлялось, как Дора выскальзывает из постели и идет к нему.

Голая, подумал Фред, чуть не застонав вслух. Дора же должна быть абсолютно голой под этим чертовым халатом и такой прекрасной, что руки у него начинали дрожать при одной мысли, что он дотрагивается до нее. Фред ласкал бы каждый сладостный, восхитительный кусочек ее тела. Он гладил бы ее руками, пробовал на вкус языком, заставлял бы сходить с ума от желания, пока она не затрепетала бы в его объятиях. А потом повторил бы все это снова и снова.

Тело его уже было горячим, твердым и все ныло от желания. И ни малейшего сквознячка, чтобы хоть немного остудить его. Выругавшись сквозь зубы, Норман с усилием отвел глаза от смутной женской фигуры и, повернувшись на другой бок, изо всей силы пихнул кулаком подушку. Это тоже не помогло. Ему вообще ничего сейчас не могло помочь, кроме обладания Дорой.

Она услышала, как он выругался себе под нос и зашелестел простынями, стараясь устроиться поудобнее. Дора плотнее сомкнула веки и приказала себе не обращать внимания ни на какие звуки, не обращать внимания на него. Но с таким же успехом она могла приказать морскому приливу не обращать внимания на притяжение луны. Дора горела желанием и не могла найти себе места. И во всем этом виноват Норман!..