Однако оценить прелесть этой трогательной сценки мог лишь присутствовавший при сем Морозов. Дело происходило глухой ночной порой, когда мирные граждане в большинстве своем крепко спали, плотно закрыв окна и даже форточки, чтобы не лишиться стекол: норд-ост набирал силу, деревья гнулись и трещали, и даже недавняя дневная жара бесследно развеялась.

В третьем часу ночи ударник землеройного труда Бармалютка, в долгополой серой ветровке с капюшоном похожий на театрального призрака отца Гамлета, вылез из отрытой общими усилиями поясной могилки у подножия старого тополя, уронил на асфальтированную дорожку глухо звякнувший заступ и категорически заявил:

— Харэ балдеть, или гони бульдозер! Я не ишак, чтоб тут всю ночь ломаться!

Машинально соотнеся размер этого стихотворного экспромта все с тем же шекспировским «Гамлетом», интеллектуал Морозов посочувствовал утомленному Бармалютке бессмертными словами:

— Бедный Йорик!

— Какой, к черту, Жорик! Не поминал бы покойника! — окрысился Бармалютка, потирая спину.

— Не сердись. Я думаю, этого вполне достаточно, — заглянув в яму, а потом внимательно посмотрев на тополь и сделав в сторону нужного балкона несколько загадочных пассов, похожих на движения фотографа, щелкающего камерой, объявил Мелюзгаврик. — Если хорошенько приналяжем, упадет как миленький.

— Точно? — требовательно спросил Морозов, назначенный шефом ответственным за проведение операции.

— Точно в цель, — убежденно кивнул автор плана.

— Тогда я звоню, — Морозов достал мобильник и набрал шесть цифр телефонного номера.

Надеясь расслабиться и хоть на время забыть о преследующих меня неприятностях, я забралась в ванну — благо она у Ирки просторная, как небольшой бассейн, так что я могла вытянуться в полный рост и даже раскинуть руки. Как это я не подумала поселить здесь Мурика? Заперла бедняжку питончика в душной прихожей, хотя могла создать ему весьма комфортные условия, сходные с природной средой обитания. В дебрях Амазонки влажно и жарко? Пожалуйста, у нас полно горячей воды! Впрочем, тогда условия проживания не были бы комфортными для остальных, а ведь я тоже люблю понежиться в ванне — не обязательно в одиночку, но уж не в компании с удавом!

Лежа на спине в теплой воде, слушая слабое потрескивание пузырьков пены, я блаженно закрыла глаза…

Звонок мобильника застал меня врасплох. Вынырнув, как Афродита из пены морской, я свесила голову за борт гигантской ванны и поискала глазами трубку. Нету!

Звук шел от вешалки с одеждой. Проклиная бессовестных негодяев, не дающих хорошим людям ни сна, ни отдыха, я вылезла из гигантской лохани и пошлепала по холодному кафелю.

Мобильник нашелся в кармане моего маскхалата.

— Елена! — в трубке зарокотал суровый голос майора Михрякова. — Ты знаешь, я журналисту друг, товарищ и брат…

— И волк, — пробормотала я, не в силах простить полковнику испорченного удовольствия.

— Что-что?

— Ничего-ничего, — поторопилась исправиться я. — Это я так, чихнула…

— Вот и я говорю: вашему брату-писаке начхать на закон! — повысил голос начальник пресс-службы УВД края. — Вечно встреваете в истории, спасай вас потом!

— А я что? Я ничего, — я тщетно пыталась сообразить, что именно известно суровому майору о моих последних приключениях, но его следующая фраза меня удивила:

— Ты, Елена, знаешь, что чистосердечное признание смягчает вину? Знаешь, умница. Значит, давай договоримся по-хорошему: сейчас ты прибежишь ко мне в ГУВД, все, как на духу, расскажешь, и я постараюсь тебе помочь не попасть за решетку!

— Куда?! — искренне изумилась я. — За какую еще решетку? За что?!

— Леночка, — майор конспиративно понизил голос. — Лучше не запирайся. Тут у нас есть информация о том, что ты занимаешься в высшей степени незаконной деятельностью.

— Какой именно? — невольно заинтересовалась я.

Может, кто-то видел, как я «голосую» на обочине большой дороги, и решил, будто я кормлюсь сразу от двух древнейших занятий? От журналистики и от торговли собственным телом?

— Ну, ты нахалка! — рявкнул Михряков. — «Какой именно»! Слово «зелень» тебе что-нибудь говорит?

Точно, я угадала, похоже, меня записали в валютные проститутки!

— Товарищ майор, на меня наговаривают! — возмутилась я. — Я самая что ни на есть честная и порядочная женщина! Да я в глаза не вижу никакой валюты, кроме разве что украинской гривны — эту гадость муж вечно забывает из карманов вытряхнуть, когда из Киева едет!

— Не морочь мне голову, — усталым голосом сказал майор. — У меня на столе лежит телеграмма, пришедшая на твое имя на адрес телекомпании из города Темрюка. Хочешь, зачитаю текст?

— Еще бы не хотеть! — язвительно ответила я. — Это ведь мне телеграмма, а не вам! Интересно, почему ее передали не по адресу? И кто, собственно, это сделал?

Бабулина, про себя подумала я. Это она, точно, больше некому! Старая стукачка, зловредная старушонка!

— Значит, я озвучиваю.

В трубке послышался кашель, а потом майор с выражением прочитал: