— Это не обязательно.

Но Изабелла знала, что это-то как раз надо сделать обязательно. Семья Хуаниты была совсем бедной, а девушка ради нее рисковала работой. Она заслуживала вознаграждения, и когда-нибудь… Когда-нибудь она его получит.

Когда все отдыхали, Изабелла собрала свои вещи. Взяла несколько семейных фотографий, красивое белье и немножко денег — все, что у нее оставалось. Потом она очень тихо выскользнула из комнаты, заперла дверь и подсунула ключ под дверь Хуаниты.

Никто, кроме Хуаниты, не видел, как она убегала из дома, а Хуанита стояла на балконе и махала ей рукой.

Оглядываясь сейчас на тот день, Изабелла сама удивлялась своей храбрости. В семнадцать лет, воспитанная в холе и неге, она совсем не представляла, как сумеет позаботиться о себе на улицах большого грязного города, куда она приехала на грузовике, отдав пожилому шоферу большую часть своих денег, чтобы он не задавал ненужных вопросов.

Потом, как ни странно, она встретила в городе разъяренного и немножко пьяного Хосе и в ужасе искала, куда бы ей спрятаться, как вдруг увидела Бранда и узнала в нем романтического принца своих грез. Она сразу поняла, что уж он-то ей поможет.

Это было счастливое решение.

Бранд улыбнулся и, не глядя на нее, взял ее за руку. Она провела с ним вечер в баре, благодарная ему за участие. Кроме того, ей было ужасно его жалко. Потом он сказал, что идет спать, и не возразил ни слова, когда она отправилась наверх следом за ним. Наверное, он далее не заметил. Она легла в его постель, потому что хотела утешить его и потому что ей больше некуда было лечь. Он же мгновенно заснул пьяным сном.

Рано утром он проснулся и любил ее. Он был нежен и называл ее Мэри.

Тогда же с детской безоглядностью своих семнадцати лет она решила, что нашла своего суженого.

Хосе потерял ее из виду. Однако на другой день Бранд настоял, чтобы она послала домой письмо и сообщила, что здорова и в надежных руках. Потом они отправились на поиски священника.

Бранд ерзал на своем стуле, а Изабелла глядела на широкий кожаный ремешок его часов и видела, как он то сжимает пальцы в кулак, то опять разжимает их. Что с ним такое? Неужели он так переживает из-за своей женитьбы? Наверное, поэтому он часто вовсе не замечает ее, словно даже не знает, кто она такая. Или он считает, что любовь ко второй жене будет предательством по отношению к первой?

Она посмотрела ему в лицо. Он сидел с опущенной головой, положив руку на стол, который никакими силами нельзя было привести в порядок. Едва он почувствовал на себе ее взгляд, как весь напрягся.

— Чем это пахнет? — спросил он, поворачиваясь к духовке. — Ты опять готовила?

После сгоревшего жаркого были еще сгоревший цыпленок и сгоревшая рыба, и Бранд заявил, что сам будет готовить, тем более что отлично умел это делать с холостяцких времен.

Изабелла потянула носом.

— Суфле. Наша кухарка Мариетта всегда его готовила. Не думаю, что с ним что-то не так.

Бранд застонал:

— Я же просил тебя не подходить к плите. Неужели ты не можешь послушаться…

— Это нечестно. Я… — Она замолчала, потому что Бранд встал и пошел проверять духовку. — Ну как?

— Если ты любишь жевать подошву, то все в порядке, — ответил он, ставя противень на стол.

— Они должны были подняться. Я не понимаю.

— Тебе надо понять и запомнить только одно — готовлю я. Мы не можем сорить деньгами.

От ярости у Изабеллы слезы навернулись на глаза.

Когда Бранд оглянулся, его жена с дрожащими, как у ребенка, губами стояла посреди кухни, прижав руки к груди. Он вздохнул и обнял ее.

— Все в порядке. Ничего страшного не случилось. Я знаю, ты хотела как лучше.

Она была хрупкой, как ребенок, но его реакция на ее беспомощность совсем не напоминала отцовскую. Он не ожидал, что его мгновенно охватит страстное желание, и ему это совсем не понравилось.

— Не плачь, — проговорил он в ответ на ее всхлипывания. — Не надо. Пойдем лучше в пиццерию.

Она обхватила руками его шею.

— Нет, — сказал он, отстраняясь. И они опять пошли в пиццерию, только на этот раз Бранд молчал всю дорогу туда и обратно.

Когда они вернулись домой, Изабелла вопросительно посмотрела на него.

— Что я такого натворила? Почему ты сердишься?

— Я не сержусь. И ты ничего не натворила.

— Тогда почему ты молчишь?

Бранд вздохнул и сел на стул на кухне.

— О чем будем говорить?

Изабелла нахмурилась.