Шрифт:
Господи! Бранд закрыл глаза. Когда Изабелла так улыбалась, она напоминала ангела. Если бы только она была постарше. Если бы не ждала от него больше, чем он может дать…
Если бы она была Мэри.
— Вижу, что ты меня не ждала, — сказал он. — Ты опять готовишь. Мне кажется, я уже говорил…
Изабелла остановила его нетерпеливым движением руки.
— Помолчи. Сначала попробуй, а потом будешь говорить.
Он вздохнул. В своих тесных джинсах и красной рубашке она выглядела совсем девчонкой. Девчонкой, которой не терпится поделиться с подружкой своей тайной. Наверняка она опять что-то напридумала с едой. И все-таки Бранд не мог не улыбнуться.
— Обязательно? — спросил он. — Мне обязательно пробовать?
— Да, да. — Она подвинула ему стул. — Сядь.
— Сначала пойду переоденусь.
Изабелла покачала головой.
— Не надо. Ты прелестно выглядишь.
— Только не прелестно, Беллеца. Мужчины не бывают прелестными.
— Бывают, — возразила она, обезоружив его своей сияющей улыбкой, той самой улыбкой, которая покорила его, едва он в первый раз ее увидел.
Он потер шею сзади.
— Все равно переоденусь. Постарайся не сжечь себя, ладно?
Уже в спальне Бранд услыхал какой-то шум и хихиканье. Он замер на месте. Неужели эта маленькая нимфа знает, что делает с ним? В последние месяцы он похоронил себя в работе не только потому, что этого требовало дело, но и потому, что только таким образом мог удерживать себя на расстоянии и не множить зло, причиненное ей. Этого он никак не хотел. Он не мог себе это позволить не только из-за нее, но и из-за Мэри тоже.
— Почему, Мэри, почему? — бормотал он, снимая пиджак. — Черт побери, ты не имела права умирать, не имела права оставлять меня на волю этой прелестницы. Четыре месяца — слишком долгий срок для венца. Господи, я же не святой…
Но Бранд убеждал себя, что должен им быть. Она же совсем ребенок. Если еще хоть раз позволишь себе дотронуться до нее, будешь самым большим негодяем из всех, которые когда-либо брали в жены нелюбимых женщин.
Он вернулся на кухню, когда Изабелла уже наливала суп в тарелку.
Он попробовал. Суп оказался вкусным. И он ей так и сказал. Она просияла.
— Тебе, правда, нравится?
— Я бы не стал врать. Ты же знаешь.
— Это точно. В последний раз ты Бог знает что мне наговорил.
— Было за что.
Он видел, как она вздохнула.
— Есть еще. Ты любишь рыбу?
— Это зависит… — Она помрачнела, и он не стал продолжать. — Очень люблю, если ее хорошо приготовить.
Он был уверен, что рыба, приготовленная Изабеллой, обязательно будет пересушенной и безвкусной. Но она очень хотела ему угодить, хотя он и просил ее не подходить к плите. Ну что ему стоит притвориться. В конце концов, он найдет способ удержать ее подальше от кухни.
Однако, к его величайшему удивлению, окунь оказался совсем не пережаренным. Он был сочным и с аппетитной корочкой. Да и овощи, которые Изабелла подала на гарнир, таяли во рту. Ну а десерт мог бы удовлетворить самого придирчивого гурмана.
— Очень вкусно, — сказал Бранд, кладя на стол вилку и нож. — Поразительно. Где?.. Как?..
— Все Джуди. Я попросила ее поучить меня, а она сказала, что мне все дано от природы.
— Что от природы?
— Умение готовить, — ответила Изабелла с такой серьезностью, что он чуть не расхохотался, однако смеяться не стал, боясь ее обидеть.
Не сейчас. И вообще не надо. Очень она серьезно к этому относится.
— Тебе и вправду дано от природы, — подтвердил он.
— Ты не шутишь?
— Ну, конечно же, нет. Иди ко мне.
Он протянул руку, и она просияла, словно ее ждала награда.
Когда она была совсем близко, Бранд задумался, что ему делать дальше, но Изабелла сама приняла решение. Она уселась к нему на колени и обвила руками его шею.
Огонь загорелся у Бранда в крови. Он с трудом дышал, не в силах оставаться равнодушным к аромату ее волос, к женской прелести ее юного тела…
— Изабелла, — прошептал он. — Изабелла, ради Бога… Уйди.
Она лишь улыбнулась в ответ, тогда он встал сам и, приподняв, поставил ее перед собой.
— Никогда так больше не делай, — сказал он, поворачиваясь к ней спиной и изо всех сил стараясь взять себя в руки.
— Тебе не нравится? — жалобно спросила она, и он едва удержался, чтобы не повернуться к ней и не схватить ее в объятия.
И тогда он заговорил спокойно, словно это не он готов был уложить ее на стол среди тарелок.
— Не имеет значения. Просто не делай так больше, понятно?