Должен сказать, что нашим дуракам, лучше не докладывать такое, что не вписывается в их планы и представления. Немцы должны были вести себя согласно планам товарища Сталина, а если они позволяли себе что-нибудь другое, то в этом был виноват комиссар эскадрильи Панов, который не должен был верить своим глазам. А учитывая, что хамство по отношению к своим у нас проявляется значительно чаще, чем к иностранцам, меня обругали, посчитали выдумщиком и приказали не распускать ереси среди героического и политически грамотного личного состава 43-го истребительно-авиационного полка: летчики слушали мой рассказ, разинув рты, отчего особисты, как залежавшиеся гончие псы, делали стойку — «пиль».

Следует сказать, что я тогда здорово обиделся: мне не поверили первый раз с начала моей службы в Красной Армии — с 1932 года. И в то же время я понял, что китайская система ПВО, над которой мы еще так недавно посмеивались, находясь в командировке, по сравнению с нашей была чуть ли не образцовой. Свободно болтаться над Чунцином китайцы японцам не позволяли. А здесь германский разведчик в нашем глубоком тылу свободно летал над Киевом, фотографируя наши военные объекты для будущих бомбардировок. И ни один пост ПВО его не засек, ни одна зенитная пушка не обстреляла. Случайно встретил летчик-истребитель, и того сделали дураком.

Все это было странным и страшным, особенно для нас, людей, побывавших на войне.

Удивительными были и организация передвижения огромного количества нашей боевой техники и материальных запасов к самой границе. Неужели непонятно, что линия фронта передвигается отнюдь не только в благоприятную для нас сторону? О наступавшей войне чирикали, казалось, даже воробьи на ветках, а наши твердолобые все орали на своих, запрещая поддаваться на «провокации».

Несколько ранее, в январе 1941 года, я направлялся в Черновцы, где во время похода наших войск в Северную Буковину, на аэродроме города Черновцы — Черновицы — задержались несколько наших самолетов «Чайка». Уж не знаю, где оказались их летчики, но нам приказали перегнать самолеты в Васильков, чтобы освободить место для новейших — «ЛАГ-3», которые в первые же дни войны были сожжены немцами на земле, а нам пришлось воевать на старой рухляди. Вместе с новейшей техникой пропали и огромные склады обмундирования, продовольствия и боеприпасов, подтянутые к самой границе по приказу тупоголовых стратегов, представлявших себе войну по агитационным фильмам о «первом сокрушительном ударе». Пропаганда имеет коварное свойство: она воздействует на умы не только объектов, но и источников.

В Черновцах выпал глубокий снег, снегоочистительной техники на аэродроме не было, гуцулы вывозили снег с аэродрома санями. Я с десятком летчиков томился, проводя время в гостинице под многообещающим названием «Черный ворон». Нас, казалось бы, победителей и освободителей, здесь особенно не привечали. Оказалось, что местное население в самом ближайшем времени ждет в гости немцев. Уборщица-украинка, мывшая пол в коридоре, без обиняков объяснила, отвечая на мой вопрос, заданный не без приятного ощущения ожидания восторга: как живется при советской власти, что живется плохо. Раньше на свой заработок она кормила всю семью, а сейчас сама голодует. Официант в ресторане, куда я заглядывал в первые дни, пока были деньги, принес мне грамм 50 водки с сургучом от горлышка бутылки на дне рюмки, я, предвкушавший стопку перед добрым куском индюшки, возмутился такой небрежностью. Официант даже не стал особенно извиняться. Впрочем, деньги скоро закончились, и мы принялись бомбардировать родную часть, где о нас, казалось, забыли, требованиями о высылке денежного довольствия — нечего было есть. Голодные, мы болтались по красивейшему, старинному городу, а вывозка снега с аэродрома продолжалась теми же темпами. В конце концов нам приказали возвращаться в Васильков без самолетов — погода не обещала хороших перспектив: то туман, то снег.

Перед самым отъездом из Черновцов в читальном зале гостиницы мы разговорились с еврейкой — девушкой лет 18, очевидно из культурной семьи, модно и красиво одетой, с эффектной прической. В самом начале нашего разговора она начала приводить такие тактико-технические данные наших самолетов в сравнении с германскими, что мы рты разинули. Девушка весьма аргументированно доказывала, что нам будет очень трудно воевать на наших деревянных самолетах, и немцы быстро займут Украину. Она с родителями готова отступать вместе с Красной Армией, иначе гитлеровцы повесят их, как евреев.

К сожалению, сбылись почти все ее пророчества. События развивались даже быстрее, и, скорее всего, наша знакомая оказалась в черновицком гетто.

Но тогда, в старинном городе, безлюдные улицы которого были завалены глубоким снегом и продувались холодными ветрами, мы, представители армии, которая, как нас уверяли, сильнее всех от «тайги до британских морей», спорили и горячились, доказывая, что нас голой рукой не возьмешь. А юная библиотекарша рассказала нам о том самом городе Мелец на Висле, который я увижу через четыре года — к нападению на СССР там готовятся сотни тысяч германских солдат. Эта беседа запомнилась всем нам надолго. Любопытно, что обо всем этом прекрасно знала восемнадцатилетняя черновицкая девушка-еврейка, а вроде бы не знали разведки и дипломаты огромного государства. Как же здесь говорить о внезапности? Всю зиму и весну 1941-го года в штаб нашего полка постоянно поступали секретные документы для ориентировки, из которых следовало, что Германия готовится к войне. Напряженнейшим образом готовится и тыл немецкой армии. В то же время наши железнодорожные эшелоны с нефтью и зерном каждый день направлялись в Германию. Гитлер явно выигрывал психологическую схватку со Сталиным. До смерти запугав нашего «отца народов», он заставил его еще и помогать подготовке к нападению на СССР. Так хулиган клянется другому в дружбе и уважении перед нанесением удара. Благодаря «гибкой» сталинской дипломатии, мы остались практически один на один со страшным врагом.

Немного расскажу о своих семейных делах. 10 апреля 1941 года в нашей семье родился сын Шурик: черноволосый, черноглазый мальчик, пошедший в жену и бабушку Феклу. Конечно, я очень радовался этому. Должен сказать, что Вера была настолько ярко выраженной брюнеткой, что в Ахтарях, когда в 20-е годы определяли национальный состав населения, и почти все назвались русскими, ее по ошибке записали гречанкой. Помогать нянчить внука из Ахтарей приехала теща — Антонина Петровна. Перед войной мы зажили неплохо и материально: у меня выросло жалованье, двухкомнатная коммунальная квартира по тем временам была роскошью, я привез из Китая много красивых и редких вещей. Вера за время моего отсутствия, полностью получая мое жалованье, отложила десять тысяч рублей. Для сравнения: прекрасное подворье моего дядьки Григория Сафьяна было продано за три с половиной тысячи. Так что мы стали довольно состоятельными людьми. Рубль в то время имел значительный вес. Надо сказать, что при всех зверствах сталинская команда крепко усвоила, что товаров должно быть больше, чем денег, и эмиссию, наркотик для народа, в таких масштабах, как сейчас, не допускала. В стране налаживалось продовольственное снабжение — несколько урожайных лет подряд позволили создать некоторые запасы, которые составляли шесть процентов валового продукта.

Должен отметить, что перед самой войной, по рассказам моей жены, произошел странный случай. Вера купила стеклянную вазочку. И вдруг она, сама собой, по непонятной причине, развалилась на мелкие части. Конечно, это могло быть следствием не снятого стеклодувами внутреннего напряжения в стекле, но теща сразу сказала, что это знак к большим несчастьям. Так и получилось.

19 июня 1941 года командир нашей третьей эскадрильи старший лейтенант Вася Шишкин уехал в командировку в Черновцы за самолетом «ЛАГ-3», который передавался в нашу эскадрилью для обучения на новую технику. Это был длинный самолет с мотором водяного охлаждения, вооруженный двадцатитрехмиллиметровой пушкой — «Швак» и крупнокалиберным пулеметом, стрелявшим через винт. Случалось, что при стрельбе из такого пулемета пули простреливали лопасти пропеллера. Для этого было достаточно, чтобы порох в патроне был на одну сотую процента более влажным, чем требовалось, и вспыхивал с микроскопическим опозданием. «ЛАГ-3» имел скорость до 450 километров в час. Гораздо более современная машина, чем наши, И-153. На «ЛАГах» уже можно было преследовать немецкие бомбардировщики. Его пулемет стрелял в три раза дальше, чем наш ПВ-1, да и пушка есть пушка. Тем более жаль, что эти машины немцы сожгли на земле на приграничных аэродромах в первые же часы войны, а прикрывать Киев нам пришлось, воюя на старье. Добавлю, что наши идиоты, усердно выполняя указания из Москвы, поставили на тесных приграничных аэродромах новую технику, буквально крыло в крыло, сделав ее идеальной мишенью.