Ответом был яростный женский вопль в несколько глоток. Как будто кто-то нечаянно облокотился на клавиши органа.

– А свет? – визжала, вскочившая Люська. – Свет!

– Что свет?

– Что же теперь, и свет не выключать?

– Выключать! – грянула Клавка. – Но совесть-то иметь – надо? Ну одну трубку перебила, ну другую… Но ведь не десять же кряду! Сегодня кольцо ободрали, завтра совсем перережут!.. Вот вы что тогда получите вместо тюбиков! Вот! – И Клавка выбросила в воздух два полновесных кукиша.

Толпа примолкла. Мысль правдоискательницы многим показалась резонной. Василий невольно покосился на Сократыча, вспомнив, что тот совсем недавно говорил примерно то же самое. Дедок слушал, изумлённо отшатнувшись.

– Или вот ещё гусь! Фартука ему захотелось!..

Василий взглянул и увидел, что палец Клавки наставлен теперь на него. Прямой наводкой.

– Ишь! Лучше всех он, понимаешь! Все, значит, без фартуков обходятся, а ему фартук подавай!.. Сколотил, понимаешь, банду из побирушек! Ночью на грабёж их посылает…

Выступы и вдавлины ближайших опор взорвались возмущённым щебетом. Последние слова Клавки были приняты зверьками близко к сердцу.

– Ты ври да не завирайся! – побагровев, рявкнул Василий. – Какая банда?.. При чём тут тюбики?

Но поборница справедливости и сама почувствовала, что её малость занесло. Действительно, лупоглазые пушистые побирушки по хрупкости своей серьёзных повреждений нанести не могли. И Клавка развернула стволы на следующую цель.

– А этот… Чего за камушком прячешься? Рогульку – ошкурил, а провод – отрезал! Штаны ему! Без штанов он уже не может!.. А вдруг нам тюбики как раз через эту рогульку и выписывают?..

Тихо подвывая, Ромка оползал по глыбе.

– Бли-ин… – привизгивал он. – Я та-щусь…

Лика, видя столь несолидное поведение любимого человека, попыталась приморозить Ромку взглядом, но безуспешно.

– Ну вот видите, Василий, – печально молвил Сократыч, оборачиваясь. – Ещё одна моя версия благополучно скончалась…

– Это почему? – не понял тот.

Дедок вздохнул, шевельнул бровями.

– Да примета, знаете, такая. Если то же самое пришло в голову и Клавдии, стало быть, гипотеза, скорее всего, неверна. Тут что-то иное…

А неутомимая Клавдия тем временем взялась аж за самого Пузырька.

– …трубы змеевиками своими погаными обмотал! Да как же они после этого работать будут, трубы-то?.. А? Что скажешь?

– Что скажу? – лучась мудрой морщинистой улыбкой, отвечал Пузырёк. – Ладный у тебя броневичок, Клавка. Вы уж его – не надо, не долбайте… Пригодится ещё…

– И ответить нечего! – ликующе объявила Клавка и, воспылав очами, повернулась к Лёше Баптисту. – А похабень всякую на стенах писать – это как? Да может, ты нарушил что-нибудь в стене, ты ж её чуть не на полметра прорубаешь… И, главное, ведь не пойдёт, не напишет у Креста на доме – побоится! А на стенке у слабой, беззащитной женщины…

– Ах ты, курва! – внезапно прозревая, взревел Лёша. – Так это, значит, ты над завалинкой отметилась?..

Тут поднялся такой хохот и крик, что ничего уже больше разобрать было невозможно. Ромка отлепился от глыбы и, заливаясь, двинулся враскачку к одной из вновь зазолотившихся опор. На полдороге сломился в пояснице и, мотая головой, пошёл на четвереньках. Бледная Лика с застывшим лицом беспомощно смотрела ему вслед.

Добравшись до Никиты Кляпова, Ромка лёг на покрытие животом и попытался отдышаться, всё ещё постанывая время от времени.

– Рома… – слабым голосом умирающего позвал его Никита. – Скажите… Ведь это, наверное, всё из за вас, да? Вы ведь, наверное, в самом деле что-то там перемкнули?..

Ромка упёрся в покрытие ладонями и поднял физиономию, сведённую от долгого смеха судорогой.

– Ага… – сипло выговорил он. – Скажи, прикол?..

На следующее утро Никита Кляпов проснулся от голода. Это чувство уже никак не напоминало лёгкую ломоту в костях, к которой можно притерпеться. Скорее оно было сравнимо с мигренью. Или с больным зубом.

Никита попробовал взять себя в руки – и не смог. Тогда он замычал и, накрепко зажмурившись, зашарил растопыренными пятернями по покрытию. Правая внезапно нащупала ласково-округлый предмет, и Никита в ужасе открыл глаза. В ладони у него была капсула нежно-лимонного оттенка.

Он отбросил её, как отбросил бы тарантула.

– Да вы что же, издеваетесь? – взвизгнул Кляпов – и осёкся.

Рядом с ним никого не было. Только горстка лимонных капсул и чернильно-глянцевая надзорка.

Сотрясаемый крупной дрожью, Никита сел.