Сопровождаемая взбудораженным Телескопом, троица спасателей стремительным шагом приближалась к тому месту, где вот уже третий час подряд голодал Никита Кляпов.

– А если не уговорим? – озабоченно спросил Ромка.

– Значит, сами слопаем! – отрубил Василий. – При нём! Живо аппетит проснётся!..

– Как-то неловко, знаете… – подал исполненный сомнения голос малость поотставший дедок. Ему было довольно трудно угнаться за мощным Василием и длинноногим Ромкой.

– Неловко… Неловко штаны снимать через голову!.. Ты имей в виду, Сократыч: на тебя сейчас вся надежда! Лучше мозги ему никто не запудрит… А! Вот он, страдалец хренов…

Никита Кляпов полулежал, привалясь лопатками к стене опоры и далеко выставив босые косолапые ступни. При виде спасательной команды он не двинулся – лишь слабо шевельнул глазом.

– Голодающему Поволжью!.. – буркнул Василий, скидывая с плеча сетку и присаживаясь рядом. – Располагайтесь, ребята… Ну и кому ты чего хочешь доказать?

Кляпов шевельнул глазом в сторону набитой капсулами сетки.

– Зря… – изронил он и прикрыл веки.

– Ты думаешь, это мы тебе, что ли? – сказал Василий. – Хрен там!.. Это мы сами перекусить собрались. А заодно на тебя на дурака посмотреть… Чего ты добиваешься-то?

– Умереть хочу, – проговорил Никита Кляпов, и в горле у него что-то пискнуло.

– Так а в чём проблема? Разгонись – и головой в глыбу!

Никита встрепенулся и открыл глаза. Даже слегка приподнялся на локте. Посмотрел с надеждой на Василия, на отдалённую россыпь молочно-белых глыб… Потом обессилел разом и снова прилёг.

– Не допустят… – равнодушно вымолвил он. – Я уже задушиться пробовал – щелчка дали…

– И правильно сделали! – убеждённо проговорил Василий. – Дураков учить надо. Вместо того, чтобы Креста взять и послать – он душиться вздумал!..

– Да при чём здесь Крест?.. – Кляпов поморщился – еле-еле, словно экономя силы.

– А кто же? – опешил Василий.

Кляпов закрыл глаза и долго не отвечал.

– Я не хочу ломать… – еле слышно молвил он наконец.

– Устал, что ли?

Никита презрительно скривил рот и не ответил.

– Он говорит: это произведения искусства, – пояснил Ромка.

Василий крякнул, почесал в затылке и взглянул на Сократыча. Выручай, мол…

– Никита, – с трепетом обратился к голодающему дедок Сократыч. – Вы в самом деле полагаете, что камушки – это что-то вроде скульптур?..

Ответа не последовало, но дедок в нём и не нуждался.

– Ах, какая прелесть… – выговорил он, и потёр ладошки, как перед трапезой. – Иными словами, перед нами две версии. Первая: хозяева – гуманоиды, и тогда мы, стало быть, имеем дело в лице камушков с искусством абстрактным…

– Ох, гоняли когда-то за эту самую абстракцию… – ворчливо заметил Василий. – И правильно, кстати, гоняли! Вот ещё дурь-то полосатая…

Дедок Сократыч резко выпрямился и повернулся к Василию. Голубенькие глаза его мистически вспыхнули.

– Вы хотите сказать, Василий, что хозяева таким образом тоже ведут борьбу с абстрактным искусством? – озадаченно спросил он. – Конфискуют скульптуры… и отправляют их сюда, к нам?

Недвижно лежащий Никита зажмурился и тихо застонал. Сократыч поглядел на него с интересом.

– Не спешите стонать, Никита, – утешил он. – Предположение, конечно, остроумное, но не более того. Какое-то оно, знаете, больно уж простенькое… человеческое больно…

Пристально взглянул на авоську с капсулами, поколебался, не взять ли одну, потом перевёл взгляд на голодающего – и решил воздержаться.

– Гораздо интереснее вторая версия, – бодро сообщил он. – Хозяева – негуманоиды. В этом случае перед нами опять возникают два варианта. Либо хозяева всё-таки приверженцы абстрактного искусства, либо… (и этот вариант мне как-то ближе) …либо они – реалисты! То есть камушки – это изваяния, изображающие наших с вами хозяев.

– Так они же все разные! – возмутился Ромка.

– Разумеется, – согласился дедок. – И это наводит на мысль, что постоянной формы хозяева не имеют. Как, скажем, амёбы.

– Так они и по размеру разные!..

– Ну, Ро-ома… – укоризненно молвил Сократыч. – Вашу статую тоже можно сделать и с палец размером, и с эту вот колонну… Хотя… – Он призадумался, прищурив глаз и закусив губу. – Знаете! А вполне возможно, что они ваяют самих себя именно в натуральную величину. То есть маленький камушек – это как бы портрет ребёнка…

Никита скрипнул зубами. Сократыч испуганно замер.

– Слу-шай-те… – потрясённо выдохнул он. – Так может быть, ещё проще?.. И это, кстати, не противоречит тому факту, что раньше камушки были помельче… Не монументализм, а просто акселерация!