–  Но вы не Бог.
– Голос ее дрогнул, а глаза Цимаон Ницхи сделались ярче.

Неожиданно вскочил Вильям, он обнял Катю за плечи и прошептал:

–  Создатель, девушка приняла бессмертие совсем недавно, она еще не знает…

И вновь старейшина поднял руку, заставив молчать, а сам заговорил:

–  Мальчик мой, не думаешь же ты, что мне может быть о чем-то неизвестно?
– Взгляд желтых глаз скользнул по руке молодого человека, обвивающей плечи девушки.

Вильям опустил глаза.

–  Ее незнание о чем-то - это только моя вина.

–  Перестань меня оправдывать, - пихнула его локтем Катя. Злость огненным шаром разрослась в животе, и слова сами сорвались с языка: - Мы получили ваше послание и поскольку объяснений, по какой причине Лайонел задержится, не было дано, я осмелилась прийти.

Цимаон Ницхи обернулся к старейшинам, стоящим возле трона, и характерно посмотрел на них.

–  Она пришла за ягуаром.

Старейшины монотонно закачали головами, а Создатель едва заметно улыбнулся и обратился к Вильяму:

–  Какое мужество надо иметь, чтобы пойти с ней на смерть! Ты ведь знаешь, что бывает с теми, кому мы не рады.

–  Знаю, - промолвил молодой человек.

–  И все-таки ты тут.
– Взгляд желтых глаз переместился на Катю.
– Какие чувства ты испытываешь, зная, что он готов за тебя умереть?

Девушка нахмурилась, не совсем понимая странного вопроса и к чему клонит Создатель.

–  Мне страшно, - наконец ответила она.

–  Почему, дитя?

–  Потому что вы спрашиваете об этом. То есть это имеет какое-то значение… или скоро будет иметь значение.

Цимаон Ницхи усмехнулся.

–  Боишься, тебя заставят выбирать?

Катя молчала, всматриваясь в самые глубины янтарных глаз. Создатель в четырех словах уместил ее страх, разгадав его, и как змею, испуганно свернувшуюся в сердце, вытащил за хвост наружу.

Разве могла она выбрать?

–  Отвечай!
– приказал Цимаон.

В животе с быстротой света проворачивался огненный шар, девушке казалось, что кровь ее кипит.

–  Выбор между дружбой и любовью - это то же самое, что между сердцем и душой!

–  У тебя нет души.

Катя гневно прищурилась и кивнула на стоящего с краю сына Цимаон Ницхи.

–  А вы смогли бы выбрать между сыном и дочерью?

Создатель улыбнулся.

–  Конечно. Хочешь, чтобы я выбрал?

–  Нет!
– опешила Катя.

–  Скажи, между кем и кем?

–  Я не хочу!
– крикнула девушка.

Цимаон Ницхи покачал головой.

–  Скажи, иначе, выбирать будешь ты.

Девушке хотелось зажмуриться сильно-сильно, а потом ущипнуть себя и проснуться.

–  Атанасиос [13] , подойди, -приказал отец.

Юноша с ресницами цвета пыли приблизился к нему.

Катя долго смотрела на девушек, стоявших потупив глаза. Все они как на подбор были красавицами. И она не знала, нужно ли угадать дочь, которую отец с легкостью принесет в жертву или, напротив, угадать любимицу, чтобы Создатель не смог сделать выбор.

–  Девушка в розовом, - убито промолвила Катя.

–  Гера, подойти, - поманил пальцем отец.

Когда светловолосая красавица встала по правую руку от Цимаон Ницхи, он сказал:

–  Никого на этом свете я не люблю сильнее моих детей.

Катя сделала шаг назад, прошептав:

–  Тогда зачем выбирать?

Создатель закинул руки на плечи своим детям и спокойно объяснил:

–  Выбирают затем, чтобы выделить лучших. А я выбираю, дабы показать одной маленькой девочке, что даже когда кажется выбор сделать невозможно, мы его делаем!

И пальцы его сжались на шее дочери. Та даже не пискнула. Отец сломал ее точно куклу, переломив тонкую шею и оторвав голову. Хлынула кровь, тело бесформенной кучей повалилось на пол, выложенный гладкими бриллиантами. Туда же Цимаон Ницхи бросил голову и та покатилась к ногам Кати, оставляя на прозрачных камнях уродливые разводы.

Затем Создатель притянул к себе голову сына и поцеловал в лоб.

–  Тане, ты лучше.

–  Благодарю, отец.
– Атанасиос припал губами к руке Цимаон Ницхи, но тот легонько оттолкнул его в молчаливом приказе вернуться к другим сыновьям. Мальчишка беспрекословно подчинился, но Катя успела увидеть в его желтых глазах триумф и гордость.

А голова с мокрыми от крови пшеничными волосами лежала у ее ног и раскрытые, такие же янтарные, как у брата и отца, глаза смотрели обреченно и до слез печально.