Далее Гжегорчик немало говорит о рассуждении, если верить переводу, конечно. Но те, кто его читали и по нему учились у нас, а он был очень популярен у наших логиков старшего поколения, восприняли именно это: умозаключение — это один из видов рассуждения. К сожалению, никто не уточнил: имеются ли иные виды рассуждения и можно ли рассуждать без умозаключений…

Гжегорчик не так уж безгрешен в собственных рассуждениях, на мой взгляд, но именно поэтому я не буду пересказывать его сочинение. Важно то, что он сильно воздействовал на наших логиков, и я подозреваю, что и на А.Д. Гетманову, единственную всерьез связывающую логику с рассуждением. Во всяком случае, ее список «законов, являющихся условием достижения истины в процессе рассуждения», очень сильно напоминает мне то, что пишет Кондаков про Гжегорчика:

«Формальной логикой он называет "науку, устанавливающую общие методы (схемы) правильных умозаключений". Современную логику он отождествляет с математической логикой, поскольку она изучает прежде всего математические рассуждения.

Законы логики рассматриваются им как "схемы построения истинных сложных предложений". Такими законами, по его мнению, являются следующие: закон исключенного третьего, закон непротиворечивости, законы двойного отрицания, контрапозиции, конъюнкции, дизъюнкции, эквивалентности и законы де Моргана» (Кондаков, с. 102).

Последний довесок, вроде законов, открытых шотландским математиком Огастесом де Морганом, относятся по преимуществу к математической логике, и их я рассматривать не намерен.

А вот повторяющуюся часть вполне можно исследовать и по старым добрым русским учебникам логики. Они не слишком изменились с той поры.

Поэтому я оставлю современную логику логикам и попробую понять, что было в логике ядром рассуждения. Я подозреваю, что оно изначально было тем, что связывало логику с логосом.

Но сначала еще одно сомнение в логике.

Сомнение это было высказано одним из величайших философов Европы — Мартином Хайдеггером (1889–1976), высказано, можно сказать, между делом, как необходимое условие глубокого рассуждения о бытии. Сделал это Хайдеггер в лекциях, отчитанных в 1935 году во Фрайбургском университете под названием «Введение в метафизику». В действительности, он схитрил, — он не читал лекции, он прямо на глазах у слушателей вел философское исследование того, что есть бытие. Это живая философия…

Но я ограничусь тем, что сказал Хайдеггер о логике и поэтому начну с места, которое удивительным образом перекликается с главой «Математическое сомнение в логике», точнее, с сомнением в возможности существования химерических бесконечностей.

В действительности, это сомнение было заявлено уже Аристотелем, который создал искусственное понятие «козлоолень» и рассуждал о том, что его нет, но каким-то образом он есть.

В сущности, Хайдеггер продолжает это рассуждение Аристотеля, пытаясь понять язык и себя. Это пример хорошего и точного рассуждения.

«То обстоятельство, что мы понимаем бытие, не только действительно — оно необходимо. Без этого открытия бытия мы вообще не могли бы быть «людьми», хотя то, что мы есмы, вовсе не безусловно необходимо. И сама по себе существует возможность, что человек вообще не есть. Ведь было же время, когда человека не было.

Но, соблюдая строгость, мы не можем сказать: когда-то человека не было. Во всякое время был, есть и будет человек, ибо время временит себя, покуда человек есть. Нет такого времени, когда человека не было, не потому что человек исшел от века и в вечность изойдет, а потому что время не есть вечность и всякий раз временит себя как время в исторической сиюбытности человека» (Хайдеггер, с. 164).

Вечность — это вид бесконечности. И Хайдеггер четко показывает: это понятие не сущее, оно зависит, как и любое иное понятие, от человека, ибо им творится и без него не существует.

Как и время, козлоолень или бесконечность… Любые действия с такими «лишними сущностями» должны быть условными, то есть обусловленными культурно и исторически. Это — языковые игры.

Но чтобы обрести полноту существования, на которую способен человек, нужно понять свое бытие на том уровне глубины, которого позволяет нам достигать именно эта наша способность к языку, к творению и использованию понятий, собственно, к самому пониманию. Без понимания человек — лишь прямоходящее животное без перьев. Но он отличается от животных и, значит, именно в этом отличии есть нечто, что отличает и его бытие. Отличие — в способности понимать, значит, и суть нашего бытия в изрядной части — в этой же способности. Поэтому Хайдеггер рассуждает, чтобы обрести понимание…

«Так как понимание бытия преимущественно и прежде всего расплывается в неопределенном значении и все же, тем не менее, остается в этом знании прочным и определенным; так как, следовательно, понимание бытия при всем своем чине темно, запутанно, заслонено от нас и сокрыто, то его нужно прояснить, распутать и вырвать у сокрытости.

Это может произойти, если вослед тому пониманию бытия, которое мы приняли лишь как факт, мы станем вопрошать, дабы поставить его под вопрос. <…>