Лекс обернулся к нему: Флавий уже совсем оделся и сейчас напяливал второй штиблет. Лицо у Фритигерна было сосредоточенное: он знал, что без самой крайней нужды ни один Охотник не стал бы произносить такую кодовую фразу.

— Нет… то есть не знаю, — отозвался Лекс, совсем застегнувшись и подавая свою кредит-карточку обслужившей его меретриксе. — За обоих, с чаевыми… и побыстрее, милая, мы уходим.

— Как — не знаешь?

Фритигерн уже стоял у открытого проема, выглядывая наружу, как из укрытия.

— Что с Галлиеном, пока не знаю, — сказал Лекс, забирая карточку у меретриксы. — Но дела обстоят донельзя скверно. Нас ищут фрументарии, и светит нам гэ-эс-ка.

Фритигерн только присвистнул.

Лекс обернулся от двери, глянул с легкой грустью на столик с выпивкой, на матрас… на побулькивающий бассейнчик в глубине помещения… на девиц, которые смотрели вслед поспешно покидавшим поле боя клиентам.

Славные девицы все-таки. Особенно та, что лежит в позе Венеры Урбинской.

А!.. Тициан, кстати, написал «Денарий кесаря». Тициано Вечеллио, если быть точным…

— До свидания, хорошие мои. Еще свидимся… если будет на то воля Девятнадцати, — сказал Лекс.

Девицы глядели на него устало и равнодушно, вяло распустив рты. Лица у меретрикс казались сейчас бледными и помятыми, будто их собственные попы лет так через тридцать.

Работа — она, конечно, и есть работа… но Лексу их было не очень-то жалко.

Себя, впрочем, он тоже жалеть не собирался… во всяком случае, пока оставались силы. А они еще оставались.

— Это бред. Причем полный и окончательный, — убежденно сказал Фритигерн, когда Лекс закончил свой короткий рассказ.

— Расскажешь это фрументариям, — бросил Лекс, напряженно вглядываясь в пространство за прозрачными стенками веселого заведения. — Если тебе позволят что-нибудь сказать.

Фритигерн промолчал. Лекс посмотрел на него.

— Ну что, может быть, рванешь в космопорт? — спросил он без особой надежды.

— Сам иди, — коротко ответил Фритигерн.

— Побудь тогда с этой… Марсией.

— Не морочь голову… Я вот что думаю: не мог Галлиен просто так там целый час торчать. А здесь его нету… и уйти совсем, не предупредив нас, он тоже не мог.

— Значит… — нахмурился Лекс: Фритигерн был прав.

— …значит, что-то случилось. Но узнать точно об этом мы сможем, только зайдя на это… как его… игровое поле.

— Пошли, — коротко сказал Лекс и вышел наружу. Он глянул в сторону остановки монорельса. Марсии там видно не было, но искать ее, да и вообще думать о ней было совершенно некогда.

Лекс подошел к сканеру у входа в аттракцион, достал карточку, но приложить ее не успел: Фритигерн остановил его руку.

— Пойдешь через три минуты, — негромко сказал он. — Тебя там уже видели.

— Возьми пистолет, — расстегнул кобуру Лекс. Фритигерн секунду помедлил, потом кивнул:

— Давай.

Он засунул «аполлион» под рубашку и приложил карточку к сканеру.

— Три минуты, — напомнил он и шагнул вперед. Лекс посмотрел на хронометр, хотя мог свободно обойтись и без него: этому их, как принято говорить, учили.

Время текло томительно медленно. Лекс изо всех сил прислушивался к тому, что происходило — или могло происходить — на игровом поле: тщетно. Кондиционер-поле не пропускало ни единого звука.

Две тридцать.

«Официант начал топтаться, как конь». Точно. Это про меня… затопчешься тут, еще бы… а куда, интересно, все-таки Марсия эта умотала? Симпатичная деваха. Хороша Маша… да не наша. Ну, это мы еще посмотрим… когда время будет…

Одна сорок две.

…двадцать два заряда — хватит или нет?.. надо было боевую кобуру надевать, и имелось бы еще четыре запасные обоймы по сорок… четыре по сто, четыре по двести… интересно, почему нет на каких-нибудь соревнованиях эстафеты четыре по сто пятьдесят? Или даже по пол-литра… вот там бы наши показали класс.

Наши. Где они — наши…

Пятьдесят одна секунда. Пятьдесят.

…а ведь неохота идти-то. Ой как неохота… нечего там делать, путаница там, а не нормальный бой… а впрочем, полгода я чем занимался?.. то-то, что непонятно чем… кто бунтовал, зачем бунтовал, почему… просто понравилось быть солдатом? Наверное, я псих… но такой свободной от скуки и подлости жизни у меня раньше не было…

Восемнадцать.

…Керкатиан говорил: не бывает так, чтобы без страха, надо только понять, откуда он взялся, этот страх, и либо победить его, либо примириться, но — отделить его от себя. Страх мешает видеть, а слепой солдат, тем более Охотник, обречен заранее. Видеть. Видеть… слышать, видеть и обидеть, гнать, держать и ненавидеть…