Я проработал в уголовно-судебном отделе шесть лет. А это – сотни проверенных дел, тысячи жалоб. Ответы адвокатам, постановления об отказе, протесты в Верховный Суд СССР, выступления в судах, участие в проверках работы прокуратур союзных республик и областных…

С тех пор минуло уже свыше тридцати лет. Но я очень хорошо помню некоторые дела, с которыми мне пришлось тогда столкнуться. Они в какой-то степени повлияли на мою дальнейшую жизнь, на мои взгляды, на мою гражданскую позицию.

Об одном из них я хочу рассказать.

Это – дело, по которому суд вынес высшую меру наказания. Генеральному прокурору СССР предстояло давать заключение в Президиум Верховного Совета СССР.

Передо мной лежали три пухлых тома. Я начал изучать это дело: протоколы допросов, протоколы осмотров, акты судебных экспертиз, постановления следователя, указания прокурора, который осуществлял надзор за следствием, обвинительное заключение, протокол судебного заседания, приговор… Старался ничего не пропустить. Мелочей нет, все важно, очень важно… Я должен убедиться, что предварительное и судебное следствия велись в полном соответствии с законом, что они были объективными, учитывали все – «за» и «против», что вина доказана и никаких сомнений не вызывает, что мера наказания справедлива…

Чем больше я знакомился с делом, тем глубже вникал в суть прошлого, которое благодаря следователю, прокурору, сотрудникам милиции, суду, их тяжелому, порой, изнурительному, но очень нужному обществу труду восстанавливалось, воспроизводилось до мельчайших деталей, передо мной возникали картины тяжкого преступления… Картины трудного поединка следователя с теми, кто посягнул на жизнь человека, на закон, его охраняющий… Картины прокурорского надзора за ходом следствия…

2 декабря 1954 года, когда до начала обеденного перерыва оставались считанные минуты, прокурор Тимирязевского района города Москвы Сергей Филиппович Жилин вызвал к себе следователя Кашелева.

– Только что позвонили из шестнадцатого отделения милиции,– сказал прокурор.– Повесилась молодая женщина. У себя на квартире. Некая Маргарита Велемирова… Выезжайте, Лев Александрович, на место происшествия.– И протянул следователю листок с адресом: Соболевский проезд, дом… квартира…

Прихватив все необходимое, что требовалось в таких случаях, Кашелев вышел из прокуратуры.

Около остановки трамвая № 27 собралась толпа. Транспорт ходил с перебоями. Все нетерпеливо всматривались туда, куда устремились тонкие стрелы сверкающих рельс, кое-кто уже пританцовывал, стараясь согреть закоченевшие ноги.

Уже несколько дней стояла холодная погода. Столбик термометра опустился ниже двадцати градусов, дул порывистый ветер. Скоро и сам следователь стал притопывать. Форменная шинель явно не была рассчитана на ожидание в такую стужу.

Трамвай появился минут через пятнадцать. С трудом протиснувшись в его переполненное нутро, нагретое человеческим теплом, Кашелев подумал: «странно все-таки получается. Вот он, следователь прокуратуры, который должен прибыть на место происшествия как можно скорее, буквально в считанные минуты, зависит от причуд общественного транспорта. Тем более – едет он «на труп». В экстренных случаях милиция присылает машину. Сегодня, видимо, она посчитала, что в спешке нет никакой надобности».

То, что следователи районной прокуратуры в этом смысле жили милостью милиции, удивило Кашелева еще тогда, когда он два года назад, окончив Московский юридический институт, пришел работать под начало Жилина.

– В основном придется на своих двоих,– сразу предупредил его Сергей Филиппович.– С транспортом в прокуратуре, мягко выражаясь, туго. Нет его.

Почему дело обстояло таким образом, оставалось для Кашелева загадкой. Ведь оперативность часто работникам прокуратуры необходима не меньше, чем милиции.

…У подъезда дома толпились любопытные. Весть о самоубийстве распространилась среди соседей, видимо, быстрее, чем докатилась до прокурора Жилина.

Заметив следователя, от двери отделился младший лейтенант милиции, сдерживавший натиск зевак.

– Прошу посторониться,– строго сказал он.– Дайте пройти!

Толпа немного раздвинулась, пропуская к подъезду Кашелева. И когда они с младшим лейтенантом вошли в подъезд, следователь спросил:

– Вы из уголовного розыска?

– Я участковый уполномоченный… Из угрозыска там,– кивнул он на квартиру.

Кашелев зашел в нее и оказался в полутемном коридоре. Пахло распаренным бельем, хозяйственным мылом и каким-то лекарством.

В коридор выходило несколько дверей. Дальняя, в конце, была открыта. Это оказалась общая кухня.

– Здравствуйте, товарищ Кашелев,– поднялся с табурета лейтенант Сорокин.

Следователь поздоровался с ним.

Здесь же находились еще четыре человека. Двое понятых, они были в пальто, а также женщина лет сорока пяти в накинутом на плечи вязаном платке и мужчина лет шестидесяти пяти в помятом костюме и валенках.