Безуглов Анатолий Алексеевич
Шрифт:
«Да,– подумал я,– маловато для того, чтобы опознать водителя такси».
– Валерий Афанасьевич, а бутылка «пшеничной» как выглядела? Ничего подозрительного?
– Нормальная была бутылка, обыкновенная,– ответил Михальчик.– Запечатанная, этикетка… Все чин чинарем…
– Где она?
– Мы уехали и оставили в палате Белугиной все как было.
Протокол допроса пришлось Михальчику зачитать вслух. Он расписался на каждой странице на ощупь. Расписался и главврач.
Прежде чем допросить пострадавшего десятиклассника, я позвонил из кабинета главврача в управление внутренних дел, попросил разыскать Карапетян и передать ей задание: срочно отправиться в пансионат «Скала», изъять разбитую бутылку «пшеничной» (если ее не успела убрать уборщица) и стаканы, из которых пили Белугина и Михальчик…
…Подростка, доставленного в больницу с отравлением, звали Максим Подгорный. В курс дела ввела меня заведующая терапевтическим отделением Людмила Антоновна Бек.
– Максика доставили в больницу около четырех часов утра,– рассказывала она, и по тому, как Бек назвала пострадавшего, я понял, что у доктора и пациента установились дружеские отношения.– Типичные признаки острого отравления…– И Людмила Антоновна перечислила симптомы, которые наблюдались у всех пострадавших.
– Кто его привез?– спросил я.– «Скорая»?
– Нет, отец на такси. А мать лежит дома после сердечного приступа.
– Где же выпивал парнишка?– поинтересовался я.– В компании с дружками?
– В том-то и дело – один… Понимаете, мальчик прогулял первый день учебного года. Катался на парусной доске. Кажется, называется виндсерфинг… А подбил его на это приятель постарше. Классный руководитель решил позвонить родителям: почему Максим не явился в школу? Родители в недоумении: утром он ушел в школу, как все… Конечно, мать с отцом разволновались, стали обзванивать друзей сына… Те ничего не знают. А парня нет в пять часов вечера, в семь, в восемь… Заявился он в девять. И отец не придумал ничего лучшего, как сказать: иди туда, откуда пришел, где болтался весь день!… Представляете, даже дверь не отворил!… Тоже мне, метод воспитания!… Максим, я поняла, мальчик с характером… Короче, нет его еще полчаса, час… Отец перепугался, вышел на улицу. Расспросил соседских детей, но никто его сына не видел… Матери плохо, свалилась с сердечным приступом… Отец пошел искать Максима по городу… Нашел под утро в сквере возле набережной, под скамейкой… Пришел в ужас!… Схватил такси – и к нам!
– Как себя чувствует Максим?
– Уже шутит,– улыбнулась завотделением.– А что им, молодым! Все как с гуся вода! Он даже не представляет, чего избежал!… Просто счастливая случайность…
– Я могу с ним побеседовать?
– Если не очень долго,-сказала Бек.– Все-таки он пережил немало… Кстати, у него сейчас отец.
– Действительно кстати,– заметил я.
Максим Подгорный лежал в крохотной палате, где с трудом умещались кровать и два стула. Парнишка, видать, был хорошо тренированный – широкая грудь, тугие бицепсы играли под рукавами больничной курточки, которая не сходилась на нем. Круглая, с коротким ежиком волос голова сидела на крепкой шее.
О том, что подросток перенес острое отравление, говорили синяки под глазами и чуть сероватый цвет лица.
Отец Максима, напротив, был неспортивного типа: долговязый, нескладный, с узкими плечами. Он суетливо поднялся со стула при нашем появлении, уступая его заведующей отделением.
– Сидите, сидите, я постою,– сказала Людмила Антоновна и представила меня.
Подгорный-старший хотел выйти, но я попросил его присутствовать на допросе. По закону допрос несовершеннолетнего может проводиться в присутствии педагога или кого-нибудь из родителей.
Обстановка в палате была довольно свободной. Наверное, после всего пережитого отец и сын уже выяснили отношения. Оба, по-видимому, чувствовали себя виноватыми друг перед другом, отсюда взаимная нежность и сердечность.
Отец не без юмора рассказал, как не пустил свое чадо домой. Я тоже не хотел вносить излишнюю официальность и спросил у подростка с улыбкой:
– Значит, решил «насолить» родителям?
– Проявил мужскую непокорность,– поддержал тон Максим.– Завил горе веревочкой…
– Ну и где же ты гульнул?
– На лоне природы,– ответил Максим.– Если можно назвать лоном природы сквер у набережной.
– С кем выпивал?
– В гордом одиночестве…
– А выпивку где достал?
– Это была проблема… Понимаете, магазины давно закрылись. Но я слышал, что можно раздобыть спиртное у таксишников.
Отец Максима не выдержал, театрально развел руки и произнес, качая головой:
– Нет, я из-за него умру! Я, кандидат наук, такого не знаю, а он…
– Значит, остановил я тачку,– продолжал Максим.
– Какую тачку?– удивился кандидат наук.– Ты же говорил, что такси…
– Это жаргон,– объяснил подросток.– Шофер послал меня подальше… Останавливаю второго. Результат тот же… Говорит: сначала сопли утри…
– По существу, он прав…– снова не выдержал отец.
– Папа, ну дай мне досказать! – взмолился сын.
– Молчу, молчу…
– Короче, подфартило мне не то на седьмом, не то на восьмом такси… Говорю: шеф, надо сделать пузырек. Он смеется: «Пепси-колы» или кефира?… Я уже хотел отойти. Он открыл дверцу и сказал, чтобы я садился. Только поинтересовался, есть ли у меня деньги. Я показал четвертной… Поехали… Остановился он на Партизанской улице, недалеко от трамвайной остановки. Там «семерка» ходит… Сбегал он, принес что-то завернутое в газету… Я ему – деньги, он – сдачу, десять рублей…