Саканян Артур Саркисович
Шрифт:
Поглаживая её по волосам, цыган попытался разговорить её, но цыганка молчала и только хрипло дышала. Незрячими глазами она смотрела в небо, но её безразличие стало нервировать цыгана. Первый испуг прошёл, и его поглаживания стали настойчивее. Рука скользнула ниже к грудям, и только тогда цыганка встрепенулась.
— Я тебе спас жизнь, а ты знаешь, как женщина может отблагодарить мужчину, — произнёс цыган, деловито запуская всю пятерню ей под кофточку.
Под его мозолистыми пальцами зашуршал листок бумаги, и цыган сразу же вытянул его. Упругая грудь цыганки возбуждала, но любопытство к клочку бумаги, из-за которого она вдруг стала яростно бороться, взяло верх. Отстраняя цыганку одной рукой, другой — он расправил листок на колене, и стал читать.
— Так вот оно что, — обрадовался цыган, пряча письмо в свой карман.
— Верни! Сейчас же отдай мне его, гадина! — кинулась она на цыгана, но встречный удар опрокинул её навзничь, оголив ноги.
— Подожди ты! — прикрикнул на неё цыган. — Дай сообразить… Так ты же сестра того парня. Ну да, я же помню вашу историю… Забавно получается.
Цыганка попыталась встать, но цыган придержал её рукой и грубо приказал:
— Лежи спокойно, а то стащу трусы и подвешу твою голую задницу на суку, как ты сама того хотела… Не мешай! Дай сообразить!
Он ещё раз достал письмо, перечитал интересующее его место и, удостоверившись в своих догадках, спрятал письмо обратно. Его мысль радостно забилась: «Деньги! У цыганки есть деньги». Спустя мгновение он уже знал план своих действий: «Деньги отберу, письмо порву, и тогда она уже ничего не сможет ни сказать, ни доказать».
— Давай сюда деньги, — резко приказал цыган.
Параллельно он вспомнил, как пытался овладеть цыганкой, шантажируя тем, что сообщит, где она прячется. Полуголая, она тогда смогла вырваться из его рук и позвать народ в свидетели. Теперь же она, беззащитная, лежит тут рядом, и только сознание, что у цыганки есть деньги, удержало его от взрыва злобы за когда-то пережитый позор. «Деньги, главное, где деньги?» — в тревоге билась мысль, концентрируя всю его сущность на этом. Цыганка испуганно смотрела на него и молчала.
— Так, так, — спокойнее продолжил цыган. — Если это письмо дошло до тебя, то и деньги ты получила. В последний раз спрашиваю: где деньги?
— Верни письмо, умоляю, верни, — всхлипывая, зашептала цыганка. — Это самое последнее, что у меня осталось в жизни.
— А малыш твой, где? А-а-а… я всё понял, — обрадовался цыган своей новой догадке. — Чтобы ещё больше денег получить, ты отдала малыша, а потом, поняла, какая ты сука, и решила повеситься. Такой чудесный малыш, а ты отдала его, и чёрт знает — кому?! Совесть замучила, вот и решила покончить с жизнью. Всё точно сходится, а я всем расскажу, какая ты на самом деле сука. Лучше скажи, где спрятала деньги? — но цыганка только бормотала о письме.
— Раздевайся! — приказал цыган и, осыпая её пинками, сам стал раздевать.
Цыганка не сопротивлялась и, даже совсем голая, жалобно шептала:
— Верни письмо, верни. Это единственное, что у меня осталось.
Перебрав всю одежду, цыган устало откинулся на траву, лихорадочно думая: как быть? Внезапно его что-то осенило, и он вскочил на ноги:
— Ты же числишься, как без вести пропавшая! Это я точно знаю! Значит, что захочу, то и могу сделать с тобой. Никто тебя не хватится. Тебе ясно? Давай деньги! Говори: где деньги?
— Денег я не брала, — по-новому заладила цыганка.
Внезапное осознание своей безнаказанности сначала ошеломило цыгана, а затем резко подняло его настроение. Он привстал на цыпочки и воровато огляделся вокруг. Густая поросль скрывала их и, убедившись, что никого поблизости нет, цыган присел и злорадно продолжил свои размышления вслух:
— Не хочешь говорить? Л-а-а-дно. Тогда я буду тебя пытать до тех пор, пока не скажешь… А для начала я позабавлюсь. Ты же такую недотрогу корчишь из себя…
Ему приятно было ощущать себя в роли вершителя судьбы, но, по отсутствующему взгляду цыганки, понял, что смысл его слов просто не доходит до её сознания. Цыган встряхнул её за плечо и зловеще прошипел:
— Скажи, где деньги — не то убью.
Цыганка очнулась, и ошалело зашептала:
— Денег я не брала. Честно, не брала. Отдай письмо. Умоляю! Кроме него у меня уже ничего нет.
— Ты пойми, — стал уговаривать её цыган. — Раз письмо дошло до тебя, то и деньги ты получила… Пойми, никто тебя не хватится, потому что никому ты не нужна. Понимаешь?.. Никто тебя искать не будет, а я тебя убью и закопаю где-нибудь… Но я же не хочу тебя убивать, и ты не хочешь умирать. Поэтому лучше сама скажи: где спрятала деньги?
— Какие деньги? — удивлённо переспросила цыганка. — У меня нет денег.
— Врёшь! — зашипел цыган. — Тогда скажи, где малыш?
— Малыш? — вновь переспросила она. — Малыша я оставила у доктора, — безжизненным тоном ответила она.
— Врёшь! Врёшь! Опять врёшь! — взорвался цыган, а она испуганно сжалась.
— Я хочу умереть. Я не могу больше так жить. Убей меня, убей, — оцепенело, зашептала она, а цыган скользнул взглядом по её голому телу.
Вид обнажённой женщины, к удивлению цыгана, вызвал в нём чувство брезгливости. Со злости, что это вожделенное тело теперь почему-то его отвращает, он наклонился и наотмашь ударил цыганку по лицу.