— Принимай ученичков! — Карпыч, словно проверяя его реакцию, смотрел с хитринкой.

Марк торопливо кивнул: «Да-да. Конечно. Проходите».

Закрыв дверь, усач злобно скомандовал: «Садитесь на пол и внимательно слушайте!»

Шапиро болезненно скривился: «Разве так можно?».

Мальчики послушно сели.

Ожидая, что усач тут же покинет их, Марк перевел на него вопросительный взгляд. Карпыч же уселся на единственный стул и вальяжно откинулся на спинку.

— Карпыч, может, вы оставите нас?!

— С какой-такой радости?! Приказано, на первое занятие быть тута!

— Как тут?

— Вот так!

Давая понять, что приговор окончательный и обжалованию не подлежит, Карпыч перевернул пустое ведро и положил на него ноги.

«Что ж, тута, так тута, — Марк выдохнул и перевел взгляд на мальчиков. — Бог с ним. Попробую начать».

На первый взгляд, сидевшие на полу, дети мало чем выделялись от своих сверстников. Где-то лет по десять-одиннадцать. Остриженные головы, худые тела, ободранные руки — все, как у обычных пацанов. Облаченные в одни плавки (хотя почему они так были одеты, Марк не понимал) мальчики сидели на еще влажном линолеуме и смотрели колючим взглядом. Да-да, колючим, как шипы чертополоха. Присмотревшись, Марк с удивлением прочел в нем совсем не детское выражение. Недоверие, если не сказать больше, презрение к его персоне, читалось в этих глазах. «Может, показалось. Не могут же эти дети обладать взрослой жесткостью. Нет-нет, что-то я не о том. С ними надо иначе, по-доброму. Ведь, зло порождает зло».

Марк опять растянулся в улыбке и выдал слащавую заготовку.

— Здравствуйте, мальчики! Меня зовут Марк Сигизмундович. Я ваш учитель хореографии.

Дети не вымолвили ни слова. Сидели и продолжали неотрывно пялиться на него цепким взглядом. Марк немного стушевался: «Почему они молчат? Может, я делаю что-то не то?!». В попытке понять, он посмотрел на Карпыча, но и взгляд усача ничего не прояснил. Тот даже не смотрел в его сторону. Зато внимательно, как охотник за волчатами, наблюдал за мальчиками. Марк понял это по-своему: «Дети боятся его. Потому робеют и замыкаются».

— Карпыч, я все-таки покорнейше прошу вас оставить нас наедине.

— Зачем это?!

— Понимаете, — Марк тяжело выдохнул и изобразил муки объяснения на лице, — хореография — процесс тонкий. Здесь необходимо душевное единение учителя и ученика. А вы, извините.… Не хочу вас обидеть, но… своим присутствием разрушаете эту ауру.

— Че-го? — Усы Карпыча поползли вверх.

— Я прошу вас.

— Ну, едрен-батон, завернул. Хрен с тобой. — Карпыч крякнул и неохотно встал. — Короче, так! Я здесь рядом буду — если что, зови.

— Да, спасибо. Думаю, это — лишнее.

Окинув мальчиков строгим взглядом, Карпыч неторопливо вышел. Пацаны в свою очередь, проводив его глазами, облегченно выдохнули. Шапиро улыбнулся — кажется, он был прав.

— Ребята! — приветливо продолжил Марк. — Давайте начнем наше занятие.

Встав в хореографической позиции, учитель развернул носки.

— Смотрите на меня! Видите?! Вот так. Это очень просто. Пятки вместе, а носки смотрят в разные стороны. Давайте попробуем.

Но ребята даже не шелохнулись. Продолжали сидеть, а кто-то уже и лег, они весело переглядывались между собой.

— Ну что же вы?! Это же так просто. Давайте, вставайте.

Но и в этот раз никто ни дернул ни единым мускулом.

— Вы что — не хотите заниматься? Ну, вот ты. — Марк подошел к ближнему мальчику. — Ты разве не хочешь научиться танцевать?!

— Не-а! Мне твои танцы на хер не нужны! — Пацан перестал улыбаться и жестко посмотрел Марку в глаза. — Иди лучше таких же педрил где-нибудь учи!

— Что?! — Марк не верил собственным ушам. Зеленоглазый обаятельный мальчуган испускал из себя желчь презрения. Он хотел урезонить воспитанника, но, повернувшись к приятелю, тот опередил его.

— Костыль, слышь — а чего, мне кажется или на самом деле?

— Чего?!

Зеленоглазый кивнул на Марка.

— Да этот мужик. Как думаешь, он — пидор или нет?!

От новой порции детского лепета Шапиро оказался в нокауте.

— А то! Чего сам, бля, не видишь, как он жопой виляет. Я таких тыщу раз на Плешке видал. Отсасывают за полтинник. Предложи, может, и этот согласится.

Пацаны дружно расхохотались.

— Да как вы.… Как вы смеете?!

Оплеванный и униженный, Марк всплеснул руками. Пацаны продолжали нагло ржать.

— Слышь, мужик! А ты, что — в натуре, гомик?!

Слова малолеток били больнее ударов.

— Замолчи, негодяй!

— Да ты сам пасть завали! Жаль полтинника нет. Ха-ха.

— Что?

— Что слышал, педрила!

Теперь Марк, действительно, уже не знал, что делать и что говорить. В голове сами собой всплыли, услышанные накануне, слова: «Помните: для них вы — враг, а не друг! И советую платить им той же монетой». Но как принять это? И почему они такие жестокие? Ведь он ни сделал им ничего плохого.