Далее Марина почти не помнила происходящего. Приступы боли, следовавшие один за другим, накатывали ее волной и вырывали из реальности. Сначала она решила для себя, что ни единого стона не сорвется с ее губ и стойко переносила боль, но когда прошло несколько часов, а она все еще мучилась, тут ей было не до своей манерности. Она кричала во весь голос, а после лишь тихо подвывала во время очередной схватки.

Вернулся стремянной, посланный за доктором, и сообщил, что его в городе нет, а проехавшись по указанным ключницей доктора адресам, он эскулапа не нашел. Тогда Игнат разослал уже нескольких человек искать врача по всему уезду, а одного из конюхов направил в губернию, чтобы хотя бы оттуда привезти доктора к своей барыне, что мучилась родами уже около двенадцати часов.

К сумеркам нашли наконец уездного доктора. Его, конечно, доставили в Завидово, но немец был пьян (страдал таким грехом) и, не добившись от него ничего путного, уложили спать в лакейской. Там-то его и нашел прискакавший из Петербурга ночью Анатоль. Он был весь мокрый от напряжения и от бешеной и опасной скачки по талому снегу, зол на весь мир, поэтому едва выйдя из спальни Марины, которая к этому времени уже не раз теряла сознание и в очередной раз была без чувств по его приходу, изрядно отлупил пьяного доктора хлыстом.

Вид Марины бледной, измученной, бесчувственной поразил Анатоля в самое сердце. Весь путь до Завидова он гнал от себя воспоминания от последних родах матери, которые подарили ему сестру, но отняли мать. Но тут, в имении комната, еле освященная огнем от камина, наполненная стонами, а иногда и криками Марины, перепуганные бледные слуги — все это словно вернуло его в прошлое. Он встретил губернского доктора, как избавителя от его страхов, но вскоре понял, что радость его преждевременна.

— Плод расположен не так, как следует, — сказал доктор, вернувшись после осмотра роженицы в кабинет Анатоля, протирая пенсне платком.

— И что? Что сие означает? — спросил его взбудораженный Анатоль.

— Это означает, что все в руках Божьих, — пожал плечами тот. — Поймите, современная медицина не раз сталкивалась с подобными случаями, но, как правило, — увы — бессильна в них. Молитесь Господу, ваше сиятельство, быть может, дитя все же переменит положение.

И Анатоль молился. Молился неистово, кладя поклоны перед образами. Тут, рядом с ним в его кабинете опустились на колени не только он, но и почти вся его дворня пришла разделить с ним мольбы Господа о благополучном разрешении графини от тягости.

Через пару часов плеча Анатоля коснулась рука доктора. Он повернулся в надежде услышать хорошие вести, но сочувствующий взгляд того, наполнил его душу леденящим ужасом.

— Графине стало хуже. Боюсь, что время пришло. Призовите священника, ваше сиятельство.

Он отказывается в это верить. Нет, это просто невозможно.

Доктор же тем временем продолжал их приватный разговор, после того, как слуги, причитая да перешептываясь, удалились вон из кабинета:

— Быть может, в селе есть опытная акушерка, ваше сиятельство? Если она сталкивалась с подобным случаем, то возможно…

— Нет, — хрипло сказал Анатоль, несмотря на удивление Игната, который стоял рядом и слышал каждое слово из их разговора. — В селе нет такой женщины.

Доктор пожал плечами:

— В таком случае вам действительно следует послать за священником. Я тут абсолютно бессилен.

С этими словами он вышел прочь, а Анатоль остался наедине с Игнатом. Тот вдруг тронул своего барина за рукав.

— Ее сиятельство совсем плоха, барин, — тихо сказал он. — Уже и не стонет вовсе. Негоже сейчас угождать своим давним обидам, барин. Ведь даже Господь велит нам прощать.

— Что ты говоришь, Федосьич? Ты ведь знаешь, как я ненавижу эту женщину. Я давно решил, что она никогда более не переступит порог этого дома, — процедил Анатоль сквозь зубы.

— Тут может помочь только Зорчиха, — упрямо повторил Игнат, мотнув головой. — Только она одна. Но если вам ваша старая обида намного дороже жизни вашей жены, то сидите и ждите ее здесь в одиночестве!

Анатоль со всей силой вцепился в волосы. Позвать Зорчиху в этот дом означало для него предать память матери, но не попросить ее о помощи означало потерять Марину. Разве его честь превыше жизни его любимой?

— Будь по-твоему, Игнат, кликни Зорчиху, — прошептал он едва слышно. Старый дворецкий аж подпрыгнул от радости.

— Да тут она уже! Узнала от крестьян, что барыне совсем дурно, и сама пришла. У ворот усадьбы дожидается, — Игнат тут же открыл дверь и вышел вон столь быстро, словно боялся, что Анатоль переменит свое решение. Вернулся же он через несколько минут да не один. В комнату ступила вслед за ним женщина, на ходу разматывающая платок с головы. Анатоль невольно встретился с ней глазами и обомлел — столько лет прошло, а та по-прежнему молода лицом да ни единого седого волоска в роскошной гриве смоляных волос, сейчас стянутых в узел на затылке. Она была слишком красива для крестьянки, и теперь Анатоль смог понять, почему его отец был так влюблен в эту статную женщину. Ее красота, а не умения привлекли к ней сердце барина. Зря шептались местные кумушки, что предыдущего графа она приворожила к себе — ее красота не требовала какой-либо ворожбы.