— Молодец, графиня. Уже головка показалась. Еще немного, и целиком выйдет дитя.

Марина стиснула зубы и опять напрягла свое тело, из последних сил толкая из себя ребенка на руки Зорчихи. Ее губы, искусанные в кровь, нещадно болели, и она не могла сдержать стонов боли из-за сомкнутых плотно губ. Наконец она почувствовала, как из нее выскользнуло что-то большое, и услышала голос Зорчихи.

— Умница ты моя, умница… а тут у нас красавица…, — Марина в изнеможении, в какой-то эйфории, что наконец-то этот кошмар закончился, откинулась на подушки. Последнее, что она слышала, был тихий шепот Зорчихи. — Сейчас мы ее вымоем, прочистим ушки, носик… Красавица у нас какая…

Агнешка обеспокоенно склонилась над Мариной, заметив, что она резко упала на перину и закрыла глаза.

— Что с ней? Она живе?

Зорчиха, в это время смывшая с ребенка кровь и слизь, передала его Дуняше, чтобы дитя завернули в пеленки. Потом повернулась и осмотрела новоявленную мать.

— Все с ней в порядке. Ни единого разрыва, умничка твоя графиня, нянька. Ты лучше пошли за кормилицей, если подобрали уже. Если нет, то у Елисея Чернобровового недавно жена родила. Она девка здоровая, молодая. Молока у нее хватит на двух детей.

Она повернулась к Дуняше, которая держала на руках перепеленатого ребенка, и взяла у той младенца и направилась в комнату рядом, бросив на ходу горничной:

— Барыню вымойте, переоденьте да белье здесь смените.

Анатоль же в соседнем кабинете слышал все это время все происходящее в спальне, как Марина несколько раз громко, но слегка приглушенно стонала, видимо, сквозь стиснутые зубы. Затем вдруг установилась какая-то странная тишина, давящая на напряженные нервы Анатоля с двойной силой. Неужели случилось то, что предрекал доктор? Неужели Марина, как и его мать не перенесла тягот родов?

Вдруг в этой тишине раздалось звонкое мяуканье, и Анатоль нахмурился, не сразу поняв природу этого звука — что там делает кошка? Затем на него вдруг словно озарение сошло — это же не мяуканье, а тихий плач ребенка. Он вздрогнул и стал вслушиваться в другие звуки из соседней комнаты, надеясь услышать голос Марины, но до него доносились лишь своеобразный говор Агнешки, плеск воды и неспешный певучий голос Зорчихи. Потом и это смолкло.

Неужели..? Нет, он не будет об этом думать. Это не может быть так. Но ледяная рука страха крепко сжала его сердце. Неужели и в это раз она уйдет туда, к Загорскому? Неужели снова оставит его?

Анатоль развернулся было, чтобы шагнуть в спальню жены, но тут же замер, увидев, как в кабинет, отодвигая плечом портьеру, входит Зорчиха. На ее руках он заметил сверток, из складок искусного шитья виднелась крохотная ручка. Прежде чем он успел сделать что-либо, она подошла к нему и резко протянула ему младенца. Анатолю ничего другого не оставалось, как протянуть руки и принять ребенка.

— Вот твоя дочь, барин, — сказала тихо, но отчетливо Зорчиха, делая особенное ударение на слове «твоя». Ее глаза пристально смотрели на Анатоля. — Смотри, твое сиятельство, какая она красавица!

Она отогнула краешек одеяльца, немного закрывавшее лицо ребенка, и Анатоль невольно, сам того не желая, взглянул на девочку.

Кроха была действительно мила, взяв от обоих родителей только лучшие черты. Как же она схожа с Сержем, отметил про себя Анатоль, на удивление без особого раздражения или злобы, с которыми он ранее думал об этом ребенке. Но вдруг девочка открыла глазки и, обведя взглядом окружающее ее пространство, остановила свой взгляд на Анатоле, сморщила недовольно носик, а потом посмотрела на него удивленным взглядом, словно недоумевая, кто это перед ней, и где она вообще находится. Ее глаза были так похожи на глаза ее матери, а то, как она сморщилась, напомнило Анатолю, как выражала иногда свое недовольство Марина. Его вдруг захлестнула волна какой-то странной нежности к этому хрупкому существу, моргающему сейчас словно совенок, выпавший из гнезда на свет Божий днем, что он неожиданно для самого себя вдруг коснулся пальцем маленькой пухленькой щечки младенца, легко поглаживая нежную кожицу.

— Она действительно красавица, — прошептал Анатоль, и Зорчиха кивнула, соглашаясь. Затем она вздохнула устало и сказала:

— Пойду я, барин, устала. Прощевай. Береги своих красавиц.

У самого порога Зорчиха вдруг обернулась:

— Не вини меня, барин, в смерти матери. Нет моей вины тут, только ее упрямство. Не захотела она принять от меня помощи, и, видишь, как сложилось-то.

— А ты помогла бы? — глухо спросил Анатоль. — Разве не желала ты ее смерти, чтобы отец стал свободным?

— Для чего мне это? Разве может барин крестьянку женой взять? — раздраженно спросила Зорчиха, как можно тише, стараясь не потревожить младенца на руках Воронина. — Мне нельзя зла в себе носить — мой дар такого не может принять. Да и не испытывала я к ней ничего, кроме жалости и сострадания. Тяжело, когда тебя не любят. Еще тяжче, когда знаешь, что любят другого, правда ведь? Вот и твоя мать пыталась любой ценой удержать при себе мужа своего. Даже такой ценой. Шесть мертворожденных. Нельзя ей было после тебя детишек-то, нельзя. Но она думала, что вернет себе мужа дитем, удержит рядом. А разве можно удержать ребенком любовь? Нельзя, барин. Равно как и ложью.