Струны: Собрание сочинений
вернуться

Верховский Юрий Никандрович
Шрифт:

«Когда бы, как Верлен, среди живых цветов…»

Ольге Максимилиановне Новиковой
Когда бы, как Верлен, среди живых цветов И всеми соками играющих плодов Я смел вам поднести в корзине той же – сердце, – Не правда ли, ведь вы не вспомнили б о перце? А в глубине души хоть каплю смущены. Не знали бы хоть миг, что делать с ним должны, Куда его девать. Но щечек злые пятна Мне приказали бы забрать его обратно, А с ним уж заодно цветочки и плоды. И я б, оторопев, чтоб не нажить беды, С поклоном вышел вон: ослушаться посмей-ка! Меж персиков и роз малюсенькая змейка Вдруг проскользнула бы. А там уж – хвать-похвать – Ведь сердцу бедному никак не сдобровать. Вот почему его, не на манер Верлена, Запрятал я в стихи, страшась склонять колена. 7-20.I.1930

«Воздвиг купец Канатчиков…»

Воздвиг купец Канатчиков, – Дал бес ему удачу, – Для бесовых потатчиков Канатчикову дачу. Сюда ж товарищ Кащенко, Надевши свой халатец, Меня, как дурака-щенка, Посадит на канатец. 1.IV.1929. Москва

«Вам классические розы…»

Ольге Максимилиановне Новиковой
Вам классические розы Юной рифмой расцвели: Обновили их колхозы, Воскресители земли. Молодясь, старушки-музы Ныне в нашей стороне, Поспешив окончить вузы, Стали с веком наравне: Пожеланья к именинам Все по-новому поют: Тишь и гладь вам с наркомфином, На жиллощади уют! Светом солнечного мифа Наяву да будет вам Благодать в чертогах Зифа, В Госиздате фимиам. 11-24.VII.1930

«Прошлого лета…»

Прошлого лета – Я помню день или два – У меня словно и не было вовсе; Грустью согретая, Мелькнула едва И не пела певучая осень. Ныне зима, Космата, студена, Награждает метельными звуками, Пьяницу обнимая, – В пути усыплен, Замерзает он, сладко забаюканный. Что за отрада Гореть в морозной ночи! И звучит и разливается стройно Песней богатою, Хмелен ты и чист – И един с этой родиной черной.

«Да, я тебе отвечу поскорей…»

Да, я тебе отвечу поскорей: Четыре дня я подышал на воле, В санях проехал в чистом снежном поле – И вновь любил до радости и боли Всю ширь, и тишь, и грусть земли моей. Ты весело на лыжах побежишь И в это воскресенье, и в другое – И прозвучит в твоем мажорном строе, Что для меня уже ушло в былое – Родных полей и грусть, и ширь, и тишь.

«Гармонь моя матушка…»

Гармонь моя матушка, Да лучше хлеба мякушка, Я тебя послушаю С милкой моей Грушею – И никак не пойму, Отчего да почему, Да по какому случаю Сам себя я мучаю.

«Не поедешь больше к Яру…»

Не поедешь больше к Яру, – Что же делать? Не плошай, Подвигайся к самовару, Завари некрепкий чай. И мурлычь до поздней ночи Потихоньку, про себя – Хоть о том, как черны очи Поглядели, не любя. Где гитара? Эх, разбита! Обойдись и без нее. Всё равно не пережито Разудалое житье. И пускай не взвидишь света, Затоскуешь – ну так что ж? Верно, песенка не спета, Если песенку поешь.

«Улыбнись же насупленной мрачности…»

Улыбнись же насупленной мрачности Злого поэта, Преисполнена ясной прозрачности, Силы и света. И откуда запросятся бледные Жалкие звуки, – Ты туда протяни всепобедные Стройные руки – И растущая песня расширится, Внове пропета, – И, послушное, утихомирится Сердце поэта.

«Тебе даны мгновенья взлета…»

Тебе даны мгновенья взлета Ввысь, в тот разреженный эфир, Где прах и дольняя забота Покинут твой волшебный мир. Зачем же ты стремишься выше И хочешь миг продлить, разлить? Высь могут на земле любить Смиренно люди, травы, крыши. Торжествен лёт железных крыл, Сооруженных дерзновеньем, Но вечности не покорил: Ее он только ощутил Высоким, как твое, мгновеньем. И ты ведь любишь легкий труд Земного радостного ига, И вместе с ним к тебе идут Даянья творческого мига.