Струны: Собрание сочинений
вернуться

Верховский Юрий Никандрович
Шрифт:

«Я не забыл тебя. Дышать последней страстью…»

Я не забыл тебя. Дышать последней страстью Так сладко мне. Навечно ли я предан безучастью, Лежу на дне. И тусклая волна мне взоры заслонила, Дыханье захватив; И мягкая меня повергла сила В немой разлив. Нет, пламенный, плыву воздушною волною, Свободен и крылат; Ты, нежная, горишь и дышишь мною, Спален разлад. Я не забыт тобой. Тобою торжествую, Обугленный в огне, Вдыхая страсть последнюю, живую – И сладко мне.

«Сквозь утренние томные мгновенья…»

Сквозь утренние томные мгновенья Мне слышен звон торжественной Москвы. И помню я: сегодня воскресенье И день усекновения Главы. Уже осенней жертвенной листвы Страдальческое светлое горенье В разлитии нетленной синевы. Тут, за окном – влечет меня в паренье. И верит дух – вновь высью потеку, С телесной ветхостью забыв по прахе Приниженную дольную тоску Пророк сложил – на блюде, не на плахе – Главу окровавленную, – но вот Звон светлый воскресение поет. 29.VIII-11.IX.1921 Москва

«Ее увидел на закате…»

Надежде Григорьевне Чулковой
Ее увидел на закате В одежде стройной, на коне – И то виденье в легком злате, Тень тонкая, живет во мне. И таково воспоминанье О небывавшем никогда; И в тихом творческом молчанье Встает иная череда. Над опустелой колыбелью Склоненная, стоит она, Страдания нездешней целью Таинственно осветлена. И словно шепчущий далече Умильные молитвы вслух, Благоговейно теплит свечи И слезы льет мой скорбный дух – И видит: тихо к аналою Поникло строгое чело – И песнопевною хвалою Сияет чисто и светло — И на раскрытые страницы Приятых мук души другой Полусмеженные ресницы Слезу роняют за слезой. 24.X.–25.XI.1921 Москва

«О, приходить ли в ужас мне…»

О, приходить ли в ужас мне, – Как в диком и безумном сне, – Что мною съеденная каша – Нет, не моя, а – ваша, ваша?! Что завтра, в праздник, может быть, Ее придется вновь варить Вам по моей вине безбожной?! Нет, невозможно, невозможно! Всю ночь метаться буду я, Вздыхая, плача, вопия, И вот, страдальца утешая, Ко мне приходит крыса злая, – И тихо слезы льет со мной, – Но я ей молвлю, сам не свой: «Друг незабвенный, друг прекрасный! Все утешения напрасны!» И для чего, не знаю сам, Остаток каши ей отдам… Чтобы страдать потом всецело – Не за одно лишь злое дело! 5.XI.1921. Москва

НЕВСКИЕ РУСАЛКИ

Вячеславу Иванову
Когда-то юною и ласковой наядой Русалка невская, поднявшись над волной, Мой ранний робкий пыл негаданной наградой Пленила, так мила под майскою луной. Года – и вот, полуночью осенней, В туманном мареве, в бессильном полусне, В болезненной игре зеленоватых теней Русалок хмурый сонм явился ясно мне. О напряженные страдальческие лица! Вон клок полуседой к худой груди прилип. И рвется эта грудь в какой-то звук излиться, И ищут руки струн. Но слышен только хрип. И ныне страшно мне: вот только лед застынет Корою тонкою под первым снегом, вдруг – Вдруг черная вода прорвется и нахлынет – И трупы выплывут утопленниц-старух.

МЫШКА

Ты слышишь? Слабый шорох, Опять. Вон там, в углу, Где спит бумажный ворох Старинный – на полу. Ах, притаился. Тише. Вон серенький зверек Уж на столе. Чуть слышно Перебирает книжки. Блестит его глазок. Молчим. Не шевелится Ничто. Нигде. Одна Не хочет затаиться Шуршащая страница – И мышка нам слышна. Ребяческие книжки О счастье на земле, Фарфоровая мышка На письменном столе. 7-20.VII.1922

ДЕВЯТОЕ ДЕКАБРЯ

Ах, слушайте, Анна, Анна, Заздравную песнь мою! Душа почти бездыханна, Но тихо для вас пою. Какое счастие в звуке, Когда чуть шепчут уста, А к небу воздеты руки, А высь над тобой чиста! Да будет вышних гармоний Вам тайна всегда слышна, Да в нашем плаче и стоне Слетает к вам тишина. По звукам райского клира Томится моя тоска. Но страшно: слабая лира Мне слишком, слишком легка. 1922

«В жилище доброй феи…»

В жилище доброй феи Забудем хандру и сплин. Гораздо нам веселее Не праздновать именин. Как локон хризантемы Пленительно развита, На старые милые темы Поет, рискуя, мечта. Ведь ей и слов не надо; Один душевный уют – В прохладной зелени сада С ней пестрые птицы поют. И радуясь безлюдью, Забыв и хандру, и сплин, Всей полною птичьей грудью Звенит хоть миг один – Веселый напев именин. 9-22.III.1922 Петербург