– Так ты… все-таки знал… что Белочка?.. – осторожно, с расстановкой задала зудящий не на одном языке вопрос герцогиня Жаки.

– Догадывался, не более… - словно извиняясь, повел плечом Люсьен и, не глядя ни на кого, снова заговорил, торопливо и сбивчиво, словно опасаясь, что его сейчас прервут, или заставят замолчать, или осмеют.

– …Но в самый последний день… Я был в толпе… сидел на дереве, если быть совсем точным… когда его величество и ее высочество уезжали в столицу… после того, как… как… Катафалк с ее величеством выехал раньше, до восхода еще… Маленькая принцесса выглянула из окна кареты, и я узнал в ней мою подругу по играм… Она… вид у нее был такой… будто что-то умерло в ее душе вместе с ее величеством Корделией… будто она не плакала только потому, что слезы кончились… Ей было так плохо… так больно… так… И мне словно ножом по сердцу резануло… Я едва не кувырком спустился с дерева, сам не знаю, зачем, что бы я стал делать, если бы догнал кавалькаду, хоть и не догнал бы, конечно, это глупо, спорить даже не о чем, они ехали очень быстро…

Рыцарь стушевался, словно очнулся ото сна, сконфуженный своим неуместным откровением, смущенно усмехнулся и поклонился – галантно, но официально.

– Впрочем, как говорится, это было давно и неправда. Простите, ваше высочество… ваше сиятельство… скромного захолустного дворянина, забывшего свое место, за наивную глупость. У королей нет друзей. Только враги и союзники. Я понял. И когда мы выберемся отсюда, я не стану боле докучать вам своим присутствием.

Глаза принцессы, затуманенные старыми, но отнюдь не потерявшими ни остроты, ни силы воспоминаниями и болью распахнулись, словно она хотела что-то сказать, крикнуть или сделать, рука поднялась к лицу…

Но тут за ее плечом прозвучал загробный голос Агафона.

– Не «когда», а «если», господа фантазеры. Хотя желаю вам успехов.

– Эй, ты куда?! – выкрикнула Грета в спину удаляющегося волшебника, разбивая остатки хрупкого и звенящего, как лотранский хрусталь, быстротечного момента истины, подобрала в кулаки юбку и галопом бросилась вдогонку. – Я с тобой!!!

Буря сомнений разразилась на лице де Шене. Раздираемый противоречивыми чувствами, он подался вслед за магом, отшатнулся к принцессе, снова шагнул прочь…

– На твоем месте, шевалье, я бы поспешила с выбором, - остановил его метания сухой и язвительный голос Изабеллы. – Если ты и в самом деле хочешь, чтобы преступники были доставлены для свершения правосудия к моему отцу, а не к Гавару и его зоопарку, надо бежать за этим… престидижитатором… и его сообщницей.

– Ваше высочество?.. – растерянно глянул на нее рыцарь. – Но ваше высочество… и ваше сиятельство остаются…

– Наше высочество и ее сиятельство не остаются нигде, потому что ни за какие коврижки не пропустят момент ареста этого самозваного царевича. Ну, же! Быстрее! И заодно нужно спросить у нашего фокусника, каким таким волшебным образом он собирается выбираться отсюда!

Де Шене поклонился и зашагал вслед волшебнику. Герцогиня поспешила за ним.

Принцесса замешкалась: чуть вытянув шею и устремив нетерпеливый взгляд в спину удаляющемуся рыцарю, она ждала, что он оглянется, улыбнется, скажет что-нибудь ободряющее и теплое, позовет за собой… Ведь теперь, когда невероятное произошло, когда оказалось, что очередной назойливый искатель короны оказался Лешим, ее Лешим, с которым она провела столько чудесных дней, едва ли не самых лучших дней за всю эту дюжину проклятых лет, всё наверняка должно было измениться, стать как тогда – легко, непринужденно и радостно!

Должно было стать, но…

Отчего-то не становилось.

Не поворачивая головы, Люсьен подошел к магу и Грете, и они принялся что-то горячо, но тихо обсуждать. Подоспела тетушка с гримаской настороженного неодобрения на грязном усталом лице, и тоже с ходу погрузилась в дискуссию, то и дело переводя взгляд с озера на школяра, и наоборот.

Будто у ее брата отродясь не было никаких дочерей…

И Леший…

Смотрит на этого знахаря, словно других людей в округе нет!

Словно еенет.

Ну, разве не может он просто оглянуться, подойти, протянуть ей руку, как тогда, улыбнуться, подмигнуть, заверить, что все теперь будет хорошо и еще лучше?.. Почему, ну почему он – он, изо всех людей! – ведет себя как чужой?! Ведь она же видит – он остался точно таким же Лешим – надежным, уверенным, добрым, сильным, заботливым… И сама она не изменилась ничуть! Ведь ее надменность, капризность и язвительность – всего лишь защита от боли и злобы окружающего мира, ее доспехи, ее маска! Но в душе-то она – всё еще та самая веселая озорная девчонка, с которой он целыми днями пропадал в лесу, уча ее удить рыбу, лазать по деревьям, мастерить свистульки из камыша и бузины…

Да, она виновата перед ним – столько язвительности и ехидства за такой короткий промежуток времени ей не удавалось еще вывалить ни на одного жениха, ну, кроме лесоруба, но тому-то так и надо, да еще и мало, королевский палач добавит, но что касается Лешего… Люсьена... она ведь сожалеет об этом! И разве ее разрешение и готовность пойти за их белобрысым клоуном-волшебником, по которому тоже веревка плачет – не доказательство того, что она совершенно искренне рада видеть…

Но в памяти вдруг вспыхнули холодным грязным огнем последние ее слова, обращенные к шевалье и, самое главное, то, какона их произнесла, и краска стыда залила щеки, полное десятилитровое ведро на каждую.